Сергей Булыга - Персидское дело

Да! Но об этом немного позже, а пока нужно сказать, что они обедали не в полной тишине, конечно, а вначале Салман долго и очень многословно говорил о том, что у них в Персии, правильней – в Кызылбашах, все очень рады тому, какие мудрые, щедрые и мужественные гости к ним приехали, и как все хотят их посмотреть, ну и так далее. Шестак всё это терпеливо выслушивал и переводил Маркелу, а потом вдруг повернулся к Салману и спросил, почему это в караван-сарае так пусто, и разве всегда так бывает? На что Салман покачал головой и ответил, что сейчас в здешних краях наступили непростые времена, бывший шахов посаженник Ахмад-хан сбежал к их врагам в Истанбул, а его люди бунтуют и нападают на верных шаховых подданных. Услышав эти слова, Шестак усмехнулся, перевёл их Маркелу, а после опять повернулся к Салману и сказал, что он слышал совсем другое объяснение этим делам. На что Салман вдруг сразу побледнел и уже совсем без всякого желания ответил, что он знает, на что намекает Шестак. Ну и на что? – спросил Шестак. На то, сказал Салман и тяжело вздохнул, что у них в Персиянской земле вдруг нашлись такие недобрые и лживые люди, которые смеют утверждать, что вся эта великая вражда между шахом Аббасом и ханом Ахмадом началась из-за того, что их великий шах захотел женить своего старшего сына на дочери хана, а хан ему в этом отказал.

– Почему это вдруг так случилось? – спросил Шестак.

– Случилось это потому, – сказал Салман, – что у хана нет сыновей, а есть только одна дочь. Так что если она выйдет замуж за шахова сына, то после того, как хан умрёт, вся его земля, то есть всё Гилянское ханство, по наследству достанется шаху и шахову сыну, а хан очень не хочет этого. Вот поэтому он и сказал, что его любимая единственная дочь, бедняжка Яхан Бегум, никогда и ни при каких условиях не выйдет за этого сына шака…

Но тут Салман опомнился и замолчал, осмотрелся по сторонам и прислушался.

– Э! – весело сказал Шестак. – Не беспокойся! Это же не наше дело! Наше дело – получить слона и отвезти его царю.

– Живым и невредимым, – прибавил Маркел.

А Шестак тут же воскликнул:

– И вот за это надо выпить!

После чего он повернулся к Салману и что-то сказал. Салман заулыбался и кивнул, повернулся к двери и трижды хлопнул в ладоши. И сразу снова заиграла музыка – и к ним вошёл этот уже упоминаемый нами старый служитель, в руках у которого был кувшин с длинным и тонким носиком, и он налил им всем троим по небольшому стаканчику. Это была очень чистая и очень крепкая водка. Маркел пил и обжигался, но молчал. Потом этот величественный старик ещё трижды наливал так называемую добавку, после чего Салман сделал жест обеими руками и старик ушёл. Тут же снова заиграла музыка, в палату вошла юная красавица, почти что без всякой одежды, и налила всем, в новые стаканчики, горячей чёрной воды – и ушла. Маркел начал пить эту воду, в голове стало немного чище. Маркел спросил, как эта вода называется, и Шестак сказал, что это напиток, настоянный на зёрнах ягоды кофе.

– И этот напиток, – продолжил Шестак, улыбаясь, – обладает очень опасными свойствами – он выбивает из нас хмель и лишает нас сна. Но мы не будем его больше пить, а мы снова призовём этого нашего мудрого старца и попросим у него ещё немного алкоголя, если я правильно это назвал.

После чего Шестак снова повернулся к Салману и что-то спросил. Салман отрицательно замотал головой. Шестак разозлился, поднял руку. Салман быстро встал, поклонился и вышел. Шестак закричал ему вслед – очень гневно…

Но Салман не возвращался. Вместо него опять вошли служители и начали убирать с ковра. Шестак сидел не шевелясь и громко, тяжело дышал. Служители вынесли все вина и закуски. От недавней трапезы остались только ковёр и светильники. Шестак сердито мотнул головой, встал, подошёл к входной двери, оглянулся на Маркела и сказал:

– Куда этот чёрт подевался? Пойду посмотрю!

И вышел из каморки, и закрыл за собой дверь. Стало совсем тихо. Вначале Маркел просто сидел и ждал, когда Шестак вернётся, потому что что ему тут делать, думалось, или куда идти? Не оставлять же сундук без присмотра. Но время шло, а Шестак всё не возвращался и не возвращался. Маркел начал злиться. Потом встал и перенёс сундук в дальний угол, проверил печати, проверил ключ от сундука, на месте ли, сел, посидел. Но не сиделось! Маркел встал и заходил по ковру взад-вперёд. Потом он подошёл к входной двери, прислушался. Ничего снаружи слышно не было, все, наверное, спят, подумал Маркел, они же этой ночью не спали, как он, и вот теперь спят. И он следующей ночью тоже спать не будет. А пока что он лёг на ковёр, положил руку на сундук и задумался. Думы у него были самые разные, временами они прерывались, и тогда Маркел спохватывался, поднимал голову, осматривался, а после опять ложился и задумывался.