Сергей Булыга - Персидское дело

Когда Маркел, Шестак и Амиркуня и все амиркунинские люди подступили к даругинской лестнице, им навстречу вышел главный стражник шахского дворца, по-персиянски его называют назир-и-биютат, и он велел всем стоять на месте, а с собой взял только Маркела с Шестаком, и они теперь уже втроём (да, и ещё двое стражников несли сундук) пошли по лестнице наверх. Наверху, на рундуке, у Маркела отобрали нож и саблю, а у Шестака только нож, потом их провели по коврам, и стены тоже были все в коврах, и потолки, и было темно, как поздним вечером, но везде вдоль стен стояли светильники с пахучим светом.

А потом им велели снять шапки и ввели в просторную хоромину, в которой было очень тихо, хоть там сидела целая толпа очень богато одетых людей. Все они сидели каждый на отдельном коврике.

И только один из них, сидящий выше всех, сидел на вышитой подушке. А ещё на нём был белый муслиновый тюрбан, обкрученный вокруг высокой красной шапки, и усы у него были длинные и тоже крашенные в красный цвет, и архалук на нём был красный, туфли тоже красные. Маркел подумал, что это Даруга. Так оно потом и оказалось, но пока что этот красноусый человек сидел смирно, слуги держали над ним опахала, а сам он (Даруга) ничем не выказывал своего величия, а только благосклонно поглядывал на Маркела и улыбался. Маркел осмелел и тоже улыбнулся. Тогда Даруга вдруг что-то спросил, а Шестак перевёл:

– Ты кто таков, иноземец?

– Я верный слуга нашего царя Феодора Ивановича, – сказал Маркел.

Шестак перевёл. Даруга покивал головой и спросил, а Шестак теперь уже Маркелу перевёл:

– Как поживает твой господин, великий государь Феодор Иванович? Всё так ли он жив и здоров, каким он был раньше?

– Да, всё так же, – ответил Маркел.

Даруга осмотрел своих людей, потом спросил:

– По добру ли тебе ехалось? Не творил ли кто тебе обиды?

На что Маркел ещё уверенней ответил:

– Ехалось всё время по добру и никто обиды не чинил, а только ласку.

Даруге эти слова очень понравились, он даже причмокнул губами, а после спросил, и это уже опять серьёзным голосом:

– С чем ты приехал? Не с пустыми ли руками?

– Слуги моего царя, – с достоинством сказал Маркел, – с пустыми руками не езживают. И так и я приехал не порожний, а привёз тебе грамоту от первого царского слуги, боярина и верного советчика, государева думного дьяка Андрея Яковлевича Щелкалова.

И поклонился, и достал из рукава грамоту, и подал. Шахов служитель, то есть копычей, так это у них называется, подступил к Маркелу, принял грамоту и передал её Даруге, а Даруга повертел и так и сяк, проверил целостность печати, покивал и дёрнул за парчовую нитку. Нитка удержалась. Тогда Даруга взялся за печать, с треском сломал её, развернул грамоту, широко улыбнулся и начал читать. Он читал, а все смотрели на него. Даруга читал, улыбался. А после свернул грамоту, положил её рядом с собой и спросил, а Шестак перевёл:

– А что мой любезный брат Андрей Шелкан приложил к этим своим добрым словам?

– А вот это, – ответил Маркел и указал на сундук, стоявший рядом с ним. – И вот это, – сразу же прибавил он, разжал ладонь и показал лежащие на ней ключи.

Даруга посмотрел на своих слуг, по-персиянски копычеев. Копычеи подошли к Маркелу, забрали ключи и сундук и поднесли их Даруге. Даруга взял сундук, осмотрел наружную печать и улыбнулся, попробовал одним ключом, вторым, открыл наружную крышку, затем открыл вторую, внутреннюю…

И вытащил оттуда пушистую шкуру чёрной лисы. Шкура была на удивление большая и вся совершенно чёрная, то есть от самого носа до самого кончика хвоста в ней не было ни единого светлого волоска, даже в подшёрстке. Даруга не удержался и встал во весь рост, тряхнул лисьей шкурой, она засверкала и пошла волнами. Даруга взял лисью лапку, поднял, и все увидели, что каждый коготок на лапке окован золотом, а в золото вправлена жемчужина. И так было на каждой лапке, показал Даруга. Толпа, которая до этого молчала, теперь восторженно вздохнула, а кто-то даже что-то выкрикнул. Шестак тут же перевёл:

– Чёрна лиса – знак удачи. Чёрная лиса – знак победителя. – И сразу прибавил: – Теперь проси всё что хочешь, Маркелка! Не робей! Такое раз в жизни бывает!

Но Маркел, как заколдованный, смотрел на лису, на её огромные белёсые глаза-жемчужины, и молчал.

– Маркелка! – повторил Шестак…

Даруга посмотрел на Шестака, потом опустился и сел на подушку, положил лисью шкуру в сундук, повернулся к копычеям и стал им что-то говорить и улыбаться радостно, поглаживая чёрную, переливающуюся огнём шкуру. Шестак перевёл: