Юлия Алева - Пыль и бисер

— А это операбельно? — снова вылезла я.

— Да, но постарайтесь это сделать быстро. По-хорошему это показания к госпитализации…

— У него медполис забрали на переоформление. Спасибо, мы пойдем.

Я собрала все бумаги, за руку практически увела пациента и быстрее вышла на мороз.

Там отдышалась и набралась сил посмотреть на своего спутника. Тот выглядел озадаченным, не более того.

— Федор Андреевич, вы услышали диагноз?

— Ну да… Что-то с виском.

После недолгого совещания с всемирной сетью я выяснила, что проблема моего гостя так себе, требует быстрого решения и остается лишь выбор метода операции. Лично мне больше нравилась идея эндоваскуляной эмболизации — без трепанации черепа и с малым сроком реабилитации. Но это не мой главный орган, принимать решение не мне.

— Федор Андреевич, один из сосудов Вашего головного мозга поврежден и его стенка медленно, но верно идет к разрыву. Прорыв аневризмы — это апоплексический удар, по-вашему.

Собеседник помрачнел. Уж как он решился мне доверять не знаю, наверное, ломать себя через колено пришлось, но хотя бы в вопросах моего времени споров не возникало.

— И сколько у меня… осталось времени?

— Этого Вам никто не скажет. Может год-два, может неделя. — Блин, да ты в любую минуту можешь уехать в край вечной охоты. — Но сейчас такое лечат. Можно вскрыть череп и удалить это хирургическим путем или через крупные сосуды сделать это изнутри.

— То есть как изнутри?

Я сначала пробовала показать на себе, но уж очень это его смутило. Пришлось обращаться к медицинским сайтам. Современные технологии шокировали моего гостя.

— И через все туловище в голову проведут что?

— Тонкий щуп, которым сделают заплатку на сосуде.

— И?

— И все. Отлежитесь и будете жить дальше. Возможно, даже без мигрени. При втором сценарии побочных эффектов многовато — провалы в памяти, нарушение координации движений, затрудненность речи.

— Я подумаю над Вашими словами. — завершил разговор Фохт и пошел вперед.

А я осталась бороться с сомнениями. С самого начала путешествия было трудно понять, что я с ним вожусь. Могла бы в одиночку уехать из Питера и черта с два бы Федор Андреевич меня нашел. Из обезьянника и психбольницы особенно. Но мне казалось правильным отплатить миру тем, что он сделал для меня, послав в свое время Фрола. И как купец, не задавая лишних вопросов, вообще не зная ничего обо мне, принял и поверил мне, так и я позабочусь об этом осколке чужого прошлого. Тем более, мужик мне жизнь спас — пора отвечать.

Я сидела за рулем, как и не поворачивая замок зажигания — смотрела прайсы частных клиник. Потом хмыкнула, и ознакомилась с государственными. Там расходы были на порядок меньше, а квалификация врачей подкреплялась не только рекламными фотографиями. По зрелом размышлении и обзвоне знакомых, пришлось выбрать железнодорожную клинику. Там бесплатно обслуживали своих и за деньги чужих, зато с документами можно будет пройти менее строгий контроль. Но, блин, деньги. Столько у меня не было, и даже если заодно вырезать на продажу почку у пациента, мы вряд ли выручим нужную сумму. Приходилось принять неизбежное, хотя и очень-очень жаль.

— Ефим Давидович, какая радость — слышать Ваш голос. Это Ксения, из «ИнфинитумКонсалтинг».

— Кисонька, помню-помню.

Да, уж, мы все тебя запомнили с восемнадцатью пересъёмками рекламного ролика. Тот режиссер вообще наши телефоны потом в черный список занес.

— Да, мне тоже очень приятно, что помните. Как Ваше здоровье?

— Ой, вэйз мир, какое здоровье может быть у старого еврея?! Я прихожу в больницу и мне кланяются даже уборщицы, потому что половина их зарплаты — точно из моих денег. Милочка, старость не радость.

Да ты нас всех еще в линеечку уложишь и оградку красить придешь.

— Вы мужчина в самом расцвете сил. Молодым и не снилось. Как Ваш бизнес?

— Да какой тут бизнес, сама понимаешь, кризис, одни долги. — привычно запричитал мой собеседник, а я, как наяву, вспомнила его ехидную улыбочку.

— Ну может, все-таки какой гешефт получить можно? Я к Вам человечка завезу, у которого есть кое-что на продажу. Вам понравится.

— Вези, кисонька, вези.

Человечек сидел напротив и воплощал отвращение от своей роли. Я понимаю, что именно ему нахлебником быть не хотелось. Но иных возможностей не было. Да и в любом случае, продажа моего сокровища — вопрос времени.

На прощание я сфотографировалась с этим браслетом, даже поплакала над ним.