Юлия Нелидова - Секрет индийского медиума

С этими словами доктор поднялся, небрежным движением бросил газету на стоявший рядом геридон, вынул из внутреннего кармана светлой визитки конверт и протянул его девушке. Тут Ульяну неприятно осенило воспоминание, что герр Кёлер, давая описание явившегося к нему француза, упомянул светлый костюм. А по-французски Иван Несторович говорил всегда на удивление чисто. Кроме того, на лице Иноземцева не было очков, и он сделал два шага к разделяющему их столу прихрамывая. Тяжело оперся одной рукой о столешницу, вторую с конвертом протянул Ульяне, верно, ожидая, что та подойдет и сама примет письмо. Может, потому, что желал, чтобы она проявила повиновение, может, просто не видел без своих окуляров, или хромота его была ненаигранная.

Невольно Ульяна подчинилась, осторожно приблизилась, взяла конверт и развернула его.

— Не соблаговолите прочесть вслух? — попросил Иван Несторович. — Месье Герши тоже будет интересно послушать.

Ульяна склонила голову.

— «Мадемуазель Элен…» — начала она хриплым от волнения голосом и закашлялась. Самообладание, бравада, былое удальство стали куда-то улетучиваться, почва под ногами превращалась в зыбучие пески, предчувствие того, что она оказалась жертвой заговора, сковало сердце. Но только на короткое мгновение. Секунды не прошло, кровь закипела в прежнем азарте, по губам скользнула ехидная усмешка — врешь, но Элен Бюлов не возьмешь.

— «Мадемуазель Элен , — стала читать она уверенным, твердым, даже чуть насмешливым голосом. — Я повержен, я уничтожен, я — предатель. Но могу ли я при всем этом молить Вас о прощении, ведь обстоятельства заставили меня поступить так, как я бы не поступил никогда, если бы на кону не стояла ваша жизнь и безопасность? Месье Иноземцев позволил мне написать Вам всю правду. Это единственное, чем я могу отплатить за свою непростительную измену.

Он поймал меня за руку, еще мы не успели дойти до ворот города. А отправился он в Дюссельдорф пешим и, верно, заметил за собой слежку. У него был револьвер, кажется, «лебель». Он угрожал им. До сих пор перед моими глазами стоит его перекошенное яростью лицо. Он застрелил бы меня, ведь доктору теперь нечего терять. Мне пришлось рассказать о нашем замысле, о журналисте, о том, что вы ждете от меня телеграммы. На ближайшей телеграфной станции он велел отправить вам послание, будто заселился в отель «Брайденбахер Хоф», что было сущей ложью. После велел снять на грязном постоялом дворе комнату на мое имя, где запер меня, предварительно отобрав мой револьвер и все деньги до единого су, следом связал и заклеил рот медицинским пластырем…»

Ульяна подняла на Иноземцева насмешливый взгляд. Словам юноши верилось с трудом. Либо то была полная чушь, либо доктор просто-напросто раскрыл коварные его замыслы и обезвредил, а само письмо было неплохой актерской игрой Ромэна.

— «…Так, связанный по рукам и ногам, с заклеенным ртом я провел целый день и всю ночь. Где пропадал доктор, мне неведомо. Следующим утром мы отправились на вокзал. Мы шли рядом, рука об руку, ибо едва бы я сделал от него хоть шаг, то получил бы пулю в затылок. Я ничуть не приукрашиваю, мадемуазель Элен. Ваш супруг сказал мне об этом напрямую, добавив, что ничего не желает столь страстно, как попасть за решетку и дожить остаток дней в покое тюремной камеры. В кассе вокзала он предоставил паспорт на имя Эмиля Герши, совершенно неясно откуда добытый, и купил два билета до Парижа на «Трансъевропейский экспресс».

Едва поезд тронулся, я попытался сбежать через окно, но доктор прострелил мне ногу. Это было в купе, во время движения поезда, и никто выстрела не услышал, на помощь не явился. Он был совершенно хладнокровен и, пока я корчился от боли, преспокойно сидел и наблюдал. А потом сказал, что вынет пулю и даст мне морфия, если я пообещаю больше так не делать.

В Париже он безжалостно сдал меня отцу, нагло заявив, что спас мою жалкую жизнь и вытащил из барменской тюрьмы. А потом продал ему наш фамильный замок в Берри за семь миллионов франков, отобрал мой паспорт и уехал. С меня же взял слово молчать обо всех барменских приключениях. Ибо любое мое слово, которое я бы мог употребить против него, погубило бы Вас. Взамен он милостиво обещал передать это послание Вам. Прощайте, и смею надеяться, что Вы не держите на меня зла. На веки Ваш Р. В. Л. 15 января 1890 года, Париж».

— Какая интересная, животрепещущая история, — рассмеялась Ульяна, совершенно уверенная, что ни единого слова правды в ней нет. — Я едва не пустила слезу. Он пишет, что вы ему прострелили ногу. Ха-ха, вот наглец! И как натурально дрожит его рука, почерк до того тревожен — я поражена. Даже пара капель слез упала, размазав чернила. Какое же вы чудовище, прямо диву даешься. Похоже, Иван Несторович, Ромэн — больше мой ученик, нежели ваш. И не такой уж и непутевый.