Юлия Нелидова - Секрет индийского медиума

«Но ничего, выкарабкаемся, не из таких переделок выбиралась. Где же ты, сумочка моя дорогая, саквояжик мой родненький, крупица жизни моей и спасение?.. Хорошо еще велодог под юбкой на подвязке крепится, да нож тоже и шляпка с набором крючков на голове. Так ведь совсем без инструментов бы осталась».

— Поднимайтесь уже, — с раздражением проронил Иван Несторович, резко прервав внутренний монолог Ульяны. — Противно наблюдать агонию на вашем лице.

Со вздохом, не лишенным разочарования, девушке пришлось подняться и усесться на диване как полагается.

Дьявол! Ишь наблюдательным каким сделался.

— Куда мы едем? — кротко осведомилась она, изящным движением поправив съехавшую набекрень шляпку и выбившуюся прядку шиньона.

Иноземцев не ответил. И кажется, демонстративно не ответил, не удостоив и взглядом.

Ульяна подавила смешок.

Она знала, куда мчится поезд, и без него, без Иноземцева, — достаточно было взглянуть в окно — еще зеленые в октябре просторы долины Луары, ровные полосы виноградных угодий, холмистый пейзаж.

«Ясное дело, Иван Несторович решил сменить маршрут. В Кале ему делать нечего. Единственно, куда он мог направиться сейчас, — в поместье месье Лессепса, которое, по всему видимому, все-таки принял [5] Читайте об этом в романе Ю. Нелидовой «Тайна “Железной дамы”» (Издательство «ЭКСМО»). . А это немалый бюджет — полмиллиона годовой ренты, виноградники, приносящие приятные сердцу и душе прибыли, ферма-скотобойня, лесные угодья. Хотя вряд ли Ванечка этим всем займется со своей совершенно не приспособленной к обычной жизни внутренней сущностью, привыкшей обходиться одним письменным столом, который ему и кровать, и обеденный стол заменяет, все на свете. Придется самой, — подсчитывала Ульяна, — все самой делать».

— Где мой багаж? Я надеюсь, вы распорядились его перенести сюда? — Она чуть приблизилась к столу и с лисьей хитрецой потянулась пальцами к рукаву Иноземцева.

— Я его сжег.

— Что? — сердце пропустило удар, но Ульяна вида не подала. Лицо озарила кроткая улыбка. — Будет тебе, Ванечка, дуться. Мы ведь не дети. Где мой саквояжик?

— Я его сжег, — повторил Иноземцев.

— Вы с ума сошли! — не сдержалась она. — Как вы посмели? А мои документы?

Иноземцев вынул из нагрудного кармана все ее паспорта, разные свидетельства, прочие бумаги и с презрением швырнул на стол.

— Фальшивые паспорта, Ульяна Владимировна, — зло огрызнулся Иноземцев. Подцепил двумя пальцами один и добавил: — Вы намеревались втоптать и мое имя в грязь. Не выйдет.

— Вы меня сдать собираетесь? — ужаснулась девушка, лихорадочно принявшись соображать, что же у взъяренного доктора на уме.

«Хотел бы сдать — сдал бы еще в Париже. Ах, нет, благородного рыцаря играет, не мог же он меня в беспамятстве отвезти в Сюрте [6] Сюрте — полиция Франции. , дожидался, когда в себя приду. Как же оно открывается, окно-то? Вон задвижка, вон — другая. Не успею, эх. Надо стекло выбить».

Взгляд упал на красивый подсвечник с тремя наполовину сгоревшими свечами, но тотчас же, словно прочитав ее мысли, Иван Несторович спокойно взял его в руки и положил позади себя на диване, прикрыв бархатной подушечкой.

Ульяна поджала губы. Но тотчас изменилась в лице, нацепив самую жалостливую маску, на какую была способна.

— Ванечка, — взмолилась она, прижав ладошки к груди, — ну вы же не будете на меня целую вечность сердиться? Ну что я такого сделала, что вы на меня волком смотрите?

— Замолчите!

Доктор вскочил и в гневе дернулся вперед. Не будь стола между ними, точно растерзал бы на месте. Вцепился посиневшими от невероятного усилия пальцами в столешницу, нависнув сверху, точно могильный камень над надгробьем. Видно было: насилу себя удерживал от удара. Посиневшие от усилия пальцы неприятно хрустнули. Никогда Ульяна не видела его таким страшным, как сам сатана прям, ни дать ни взять. Один взгляд, кровью налитый, чего стоил.

— Ванечка! — взмолилась она было.

— Не смейте говорить со мной и забивать мне уши ватой! Еще несколько слов, и я убью вас. Клянусь! Больше всего на свете я мечтаю убить вас и, как добросовестный гражданин, покаявшись, преспокойно сесть в тюрьму, где наконец обрету долгожданный покой. Ваша смерть и высокие стены будут порукой моей безопасности. Дайте мне только один повод, один-единственный повод, и я сверну вам шею, как голубю!

Потом он взял себя в руки, сменил гримасу гнева на безразличие, отдернул полы редингота, сел обратно на диван и, отвернувшись, продолжил сверлить взглядом проплывающий пейзаж. Ульяне иного не оставалось, как замолчать и более не предпринимать попыток растопить его ледяное сердце.