Юрий Иванов-Милюхин - Атаманский клад

— Сейчас ты пойдешь за мной, не отставая ни на шаг, — уперся он в надбровные дуги пастуха, нависшие над глазами. — Я попытаюсь поймать частника, мы заскакиваем в машину и рвем отсюда когти. Понял?

— Чего не понять, когда кругом разбойничья заваруха, — надвинул мужик шапку поглубже, он снова безгранично доверял благородному своему благодетелю. — Приказывай, мы завсегда на готове.

— При малейшей опасности беги сломя голову в любую подворотню, если оторвешься, уезжай на свой хутор, чтобы твоим духом здесь больше не пахло.

— Это почему же? На дворе у нас демократия, куда хочу, туда и заворачиваю, — заартачился неожиданно пастух. — С чего это ты на меня, я из своего угла теперь носа не имею права высунуть?

— Ты уже один раз высунул, — валютчик непримиримо сверкнул глазами, он преследовал запретом одну цель, чтобы мужик не сразу обнаружил пропажу сундука в пустом доме на заброшенном хуторе. — Ты хочешь, чтобы тебя здесь замочили?

— Не хочу, но и приезжать в город мне никто не указ.

Чертыхнувшись, Коца нащупал в кармане пистолет, выглянул из-за стены ларька. Оба спортсмена, не сводя с торговой точки пристальных взоров, притаптывали снежную жижу на посадочной площадке напротив. Они всем своим видом показывали, что ловить их жертвам нечего. Валютчик снова процедил зрачками площадь перед входом в базар, Жан Копенгаген не терял времени даром, обслуживая на прикормленном месте какого-то клиента. Больше ни один человек не вызвал подозрений. Коца, кивнув пастуху, чтобы тот следовал за ним, перемахнул невысокое чугунное ограждение, запетлял зайцем между рядами машин на автостоянке, он старался, чтобы ларек перекрывал отморозкам видимость. Мужик прилежно хлюпал тяжелыми бахилами сзади. Добежав до противоположной стороны, валютчик проделал такой же фортель с ограждением, спрыгнул с бетонного выступа на трамвайные пути. Дорога через соборную площадь на автобусную остановку была открыта. Не останавливаясь и не оглядываясь, он быстрым шагом направился вдоль церковного забора, когда вырвался из толпы на перепендикулярной улице, то пошарил глазами в поисках подходящего частника. Юркий жигуленок с натертым нюхом тут-же притормозил возле. Коца залез в салон, пастух сзади нетерпеливо подтолкнул в спину.

— Силен, ходок, — проворчал Коца, когда машина тронулась. — Как привязанный.

— А как же, с детства приучены за стадом ходить, — довольно ухмыльнулся сосед. — Это ваши городские шага лишнего ступить боятся, а мы что, мы люди простые.

Валютчик, не обращая внимания на вновь посыпавшийся словесный поток, отвернулся к окну и задумался, он не мог прикинуть, в каком месте оставить клиента, чтобы не таскать его за собой. Спокойствия в подъезде дома любовницы тоже никто не обещал, к тому же, хотелось убедиться, все ли в порядке и на собственной квартире. Там за время отсутствия вольны были похозяйничать кто угодно угодно. И пусть он с некоторых пор особых заначек старался не держать, но и отдавать того, что отложил на черный день, не собирался. Наконец, простая мысль решила прорезаться сама, и Коца, как только жигуленок поравнялся с супермаркетом на Северном жилом массиве, попросил водителя остановиться. Он подтолкнул клиента в плечо, указав на небольшой скверик перед входом:

— Видишь разноцветные лавочки? Присаживайся на любую и жди меня.

— А ты куда? — беспокойно оглянулся на него мужик. — Может, и я с тобой?

— Со мной нельзя, хозяева будут против, — объяснил ситуацию Коца, не переставая подпихивать его в бок. — Я только деньги возьму, и сразу обратно.

— Где возьмешь?

— Какая тебе разница… отсюда пара кварталов.

— А когда вернешься? — не прекращал деревенский мужик терзать подозрениями.

— Минут пятнадцать… Что ты как неродной?

Пастух неторопливо потянул на себя ручку дверцы, вылез наружу и остановился на обочине, валютчик, махнув рукой, чтобы он проследовал к лавочкам, дал водителю знак трогаться. Когда подкатили к нужному дому, внимательно обследовал пространство перед ним, оно было чистым. Он перекрестился и, взбежав по лестнице на площадку между этажами, нажал на кнопку звонка. За дверью послышались аккуратные шаги.

Горячие объятия расслабляли, не давая возможности держать себя в руках, женщина, соскучившаяся по ласкам, терлась пушистым зверьком о грудь, захватывала шею губами, распечатывая вмиг зардевшиеся щеки. Но тревога за сокровища, отвоеванные с таким трудом, не позволяла размягчаться ни на секунду, мысль о том, что все еще впереди, заставила оторвать от себя гибкие руки и отодвинуть подругу на расстояние: