Виктор Глебов - Жажда

– В вашей комнате горел свет?

– Маленькая свечка. Но она стояла далеко от окна.

– Вы читали?

Вирджини Лювье почему-то вдруг смутилась и спросила:

– С чего вы взяли, месье?

– Зачем иначе нужен свет? Печалиться о смерти хозяйки можно и в темноте. Полагаю, вы решили немного отвлечься.

– Что ж, вы правы. У меня была книга, – неохотно призналась девушка.

– Французский роман?

Вирджини Лювье вспыхнула.

– Это имеет какое-то отношение к делу?

– Нет-нет, просто полюбопытствовал. Я, знаете ли, и сам не прочь почитать перед сном хорошую книгу, – Мериме улыбнулся.

– Спасибо, мадемуазель, вы очень помогли нам, – сказал я, решив, что разговор пора заканчивать.

– До свидания, месье, – сказала горничная с явным облегчением.

Расспросы доктора смутили ее.

– Как вы доберетесь до имения? – спросил Мериме. – Уже ночь.

– Меня ждет кучер с двуколкой. Неподалеку, – ответила горничная, попрощалась с нами и вышла.

– Что вы об этом думаете? – спросил Мериме, когда на лестнице стих стук каблуков. – Голый мужчина, покрытый крестами.

– Сумасшедший.

– Возможно. Только откуда он взялся? Был бы местный, о нем знали бы.

– Думаете, убийца?

– Такое предположение вполне уместно. Правда, ненормальные злодеи обычно убивают людей одним и тем же способом, а у нас налицо два.

– А если совпадение?

– У него на спине висела палка. Это тоже совпадение?

– Почему нет?

– Вы сами в это верите?

Я улыбнулся и проговорил:

– Ладно, доктор. Скорее всего, это и был преступник. Тем более что именно в ту ночь произошло убийство. Но что ему понадобилось в имении Ауницев?

– Он мог возвращаться домой. Или же, наоборот, караулить жертву.

– Знаете, Мериме, у меня из головы не идет сходство убитой женщины с Марией Вышинской.

– Бросьте, Петр Дмитриевич. Это жара так действует. Вам необходимо поспать. Утро вечера мудренее, как говорите вы, русские.

– Что вы дали девушке? Лауданум?

Мериме фыркнул.

– Еще чего! Немного касторового масла в воде.

– Разве оно действует успокаивающе?

– Вовсе нет. Но здесь имеет значение психологический эффект. Вирджини думала, что приняла опий, и расслабилась. Впрочем, это средство будет ей полезно.

– Вот как?

– Разумеется. Касторовое масло является прекрасным слабительным.

Я с укором посмотрел на доктора, но тот лишь пожал плечами.

– Зачем вы так подробно допрашивали девушку о том, что она делала ночью? Что вам за дело до ее книги? – осведомился я.

– Ровным счетом никакого. Но я хотел узнать насчет свечи. Если бы Вирджини читала возле окна, то человек с крестами мог бы ее заметить.

– Теперь понимаю.

– Думаю, наш свидетель в безопасности, – Мериме взглянул на часы. – Уже поздно. Пора ложиться.

– Доброй ночи, доктор.

– И вам.

Однако у меня было еще одно дело, не терпевшее отлагательства. Когда Мериме удалился в свой номер, я спустился на первый этаж и подошел к хозяину гостиницы. Тот поднял голову. Пенсне блеснуло в свете керосиновой лапы, стоявшей на столе.

– О визите этой девушки никто не должен знать, – предупредил я. – Это важный свидетель.

Леонтий кивнул.

– Не извольте беспокоиться, ваше благородие. Дальше меня не пойдет. Нешто я не понимаю?

– Тайна следствия, – проговорил я заговорщицким шепотом.

– Само собой, ваше благородие!

Кажется, маленький человечек даже обрадовался, что стал обладателем секрета.

Я возвратился в свой номер, запер дверь, подошел к окну и закрыл его. Потом разделся, задул свечи и лег.

В комнате было душновато – несмотря на проветривание. Я думал о том, что число подозреваемых не так уж и велико. В сумасшедшего, случайно забредшего в Кленовую рощу, я верил мало. Скорее всего, убийца – кто-то из местных. Странно, правда, что последнюю жертву никто не опознал. Да и голый мужчина под окнами графского поместья путал карты – если, конечно, горничная не сочинила свою историю.

Не прошло и четверти часа с тех пор, как я улегся, когда с улицы донеслась тихая музыка. Мелодия была печальной и заунывной. Кажется, кто-то играл на скрипке или альте. Я приподнял голову и прислушался. Звуки постепенно приближались.

Кто мог пиликать среди ночи под окнами гостиницы?

Прошло минуты две. Мелодия раздавалась уже совсем рядом. Я откинул одеяло, спустил ноги на пол и встал. Поскольку в комнате было темно, я не опасался, что меня могут увидеть снаружи.

Инструмент взял протяжную, душещипательную ноту. Смычок, кажется, дрожал.