Наташа Полли - Часовщик с Филигранной улицы

– Это ваш выигрыш, – ответил Таниэль. – С сегодняшнего утра я работаю в Форин-офисе.

Мори кивнул.

– Отлично.

– Спасибо, барон Мори.

– О, кто вам об этом сказал? – сердито спросил часовщик.

– Никто. Я видел в офисе ваши иммиграционные документы. Почему вы об этом не сказали?

– Мне больше хочется быть часовщиком, чем самураем.

– Как видно, вам ужасно не нравится быть самураем.

– Молчи, крестьянин!

Таниэль рассмеялся; он знал, что сказал бы Уильямсон, увидев эту сцену, но тут же отогнал от себя эту мысль. Не Уильямсону возвращаться в Пимлико, когда все закончится.

Вскоре они сели ужинать: свежий хлеб, настоящий виноград и горьковатое восточное вино, после двух чашек которого Таниэль решил, что оно ему нравится. Ему также доставляло удовольствие смотреть, как Мори ест рис палочками, – он управлялся с ними чрезвычайно аккуратно, Таниэль не сумел бы столь же изящно орудовать ножом и вилкой. По всей видимости, Мори неодобрительно относился к европейским столовым приборам, считая их признаком бессмысленного декаданса, и, как будто желая подчеркнуть свое отношение, перемыл всю посуду, за исключением вилки Таниэля, которую он воткнул в банку, словно для химической пробы. Таниэль шутливо толкнул его в бок и увидел его улыбку, отразившуюся в темном окне.

В саду, среди берез, от травы поднимались светящиеся шары. Он видел их в свою первую ночь здесь, но сейчас ему удалось разглядеть их поближе, и он обнаружил, что они окрашены в желтые и оранжевые тона. Время от времени один из них мигал, как будто между ними что-то передвигалось. Ребенок Хэйверли, вновь оставленный возле задней двери, тоже заметил это и разразился радостными воплями.

Таниэль поставил тарелку, которую вытирал:

– Что это?

– Светлячки.

– В Англии не водятся такие светлячки.

Мори вынул из кармана ключ. Как только он открыл дверь, блуждающие огоньки исчезли. Они все же вышли в сад и огляделись, но не нашли ничего, за исключением Катцу, пускающего пузыри в садовой лейке.

Всю неделю Грэйс работала над интерферометром. Триместр заканчивался четырнадцатого июня, то есть завтра, – и после этого будет уже слишком поздно. В Лондоне невозможно произвести аккуратные измерения, там слишком много шума: от поездов метро под землей и от идущих повсюду строительных работ на поверхности. Именно по этой причине у американца не получился эксперимент. Он пытался поставить его в подвале военно-морской академии, где прямо над его головой пять сотен мужчин занимались строевой подготовкой. У Грэйс же теперь появились все основания надеяться на успех. Она все сделала как следует: перепроверила первоначальные расчеты, выявила ошибки и исправила их. Взяв в руки последние записи из последней стопки перечитываемых материалов, она почувствовала прилив необыкновенной легкости. Сделанные ею выводы, казавшиеся вначале столь уязвимыми, теперь обрели под собой почву. Новый эксперимент будет успешным. Ей все же придется вернуться в Лондон ненадолго, но отнюдь не навсегда. Как только статья будет опубликована, колледж примет ее обратно.

Она обосновалась в глубоком подвале колледжа Леди-Маргарет-Холл, куда не долетал шум и где ее никто не тревожил. Или почти не тревожил. Мацумото заходил каждый день в три часа убедиться, что она не взорвала себя. Она пыталась объяснить, что у нее нет никаких взрывчатых веществ и что, следовательно, в подвале нечему взрываться, однако он парировал, что вряд ли она не найдет способа это сделать.

Сейчас как раз время приближалось к трем. Отбалансировав последнее зеркало в интерферометре, Грэйс разогнула спину. Как это случается после того, как долго сидишь, сосредоточившись на чем-то одном, вид комнаты необъяснимым образом изменился. Она казалась больше, и в ней как будто прибавилось вещей. Вдоль задней стены располагалась коллекция принадлежащих колледжу вин. Все остальное здесь было ее собственностью. Она установила здесь козлы со столешницей, по которой сейчас были рассыпаны осколки зеркал и ножовки. Рядом со столом стояла позаимствованная ею в часовне Нового колледжа купель, в которую Грэйс поместила рубанок, а на нем, в свою очередь, были крестообразно расположены четыре стрелки интерферометра. Она, конечно, с таким же успехом могла бы обойтись магнитом и некоторым количеством железных опилок, но ей казалось более профессиональным самой изготовить прибор, по виду напоминающий ветряную мельницу-мутанта. В науке обязательно должна присутствовать определенная доля мистики, без нее публике станет ясно, насколько тут все просто.