Антон Чиж - Бой бабочек

Лебедев отмахнулся.

– Вы что, газет не читаете? Так ее репортеры прозвали… Выходит на сцену вся в каменьях… – И в третий раз он изрек мощный эпитет из великого и могучего русского языка.

Газеты Ванзаров читал. Только никогда не заглядывал в театральную хронику.

– Полезный урок, Аполлон Григорьевич, – сказал он.

– В чем же, позвольте узнать?

– Он мне кое-что наглядно разъяснил…

– Как вашего друга с грязью смешивают?

– Отеро определила ваш характер и нанесла небольшой удар в самое уязвимое место – вашу гордость. По-женски точно…

Аполлон Григорьевич вытащил сигарилу и стал ее разминать.

– И чему тут учиться? – недовольно буркнул он. – Взбалмошная дура, не следит за языком…

– Чтобы победить, женщина должна уколоть в больное место. Укол маленький, но чувствительный. В вашем случае. А в ином – последствия могут быть трагические, – сказал Ванзаров и пошел прочь, погружаясь в мыслительные дебри.

Лебедеву оставалось только последовать за странным гением.

Мадам Фальк проявила всю силу материнской выдержки. Посыльный принес записку на имя Анечки, а мать не посмела вскрыть это письмо. Хотя имела полное право знать, кто пишет ее незамужней дочери. Дождавшись возвращения Ани с уроков, она вручила дочке записку. Что будет дальше, она прекрасно знала. Дочь отошла подальше, вскрыла письмо, прочла и тут же спрятала его в лиф.

– От кого послание? – ласково спросила мадам Фальк.

– Отстаньте, мама. Вовсе не то, что подумали, – ответила Анна, отметая подозрения о женихах.

– Из театра приглашение?

Дочь резко повернулась к ней.

– А хоть бы и так. Что с того?

Догадка оказалась верной. Мадам Фальк старалась не показать, как обрадована.

– Так ведь я же только спросила…

Слушать ее не стали. Анечка побежала к себе переодеваться. И заперлась, не пуская ни мать, ни горничную. Она вышла в новом платье, которое ей сшили месяц назад для особого случая. Светлое, чистое, воздушное. Мадам Фальк откровенно любовалась дочерью: звезда, да и только…

– Серьги мои надень или кулон…

– Ах, мама, это неприлично. Ваши прадедовские украшения никому не нужны, – и Анечка поправила выбившийся локон. – Смотрят не на камни, а на талант… Лучше без них…

Мадам Фальк была согласна: такую красоту и талант драгоценности только испортят. Лучшие друзья барышни – свежесть и молодость. А вовсе не брильянты. Она была готова согласиться с чем угодно, лишь бы дочь была счастлива.

– Коли в театр собралась, помни, что господин Ванзаров наказал, – сказала она.

От нее отмахнулись, как от назойливой мухи.

– Помню, конечно!

– Может, мне с тобой поехать?

Мать осадили суровым взглядом.

– Еще чего вздумали!

– Тогда заезжай в сыск за Ванзаровым.

– Непременно поеду перед театром в полицию…

Мадам Фальк поняла, что над ней смеются. И не посмела возразить. Ей страстно хотелось узнать, в какой театр дочь получила приглашение. Но была научена горьким опытом: о таком будущих актрис нельзя спрашивать. Чтобы не сглазить удачу.

– Когда вернешься? – спросила она.

– Не знаю, не поздно…

– Так я без тебя не сяду чай пить…

– Ах, оставьте, мама, эти глупости…

Анечка торопилась. Она вышла на улицу и крикнула извозчика. Мадам Фальк провожала доченьку. Анна прыгнула в пролетку, отказавшись от материнского поцелуя. Она тихо сказала извозчику, куда ее везти. Но слух у мадам Фальк был отменный. Она теперь знала, куда едет Аня. И обрадовалась – это знаменитый театр!

…Анечка ехала в пролетке и волновалась, как никогда. Солнце светило мягкое, обдувал свежий ветер. Чтобы успокоить чувства, чего доброго, голос перехватит, она стала думать о посторонних предметах. И ей почему-то вспомнилась мадемуазель Горже, которую давно не видела и случайно встретила у профессора. Пришла странная мысль: если Горже надеть вуалетку, мадемуазель будет похожа на Вельцеву. И голос похож… Как будто бы…

Но зачем певице, которая выступает на сцене, играть с ней такие игры? Вчера быть в одном образе, а сегодня предстать в другом. Уж не завидует ли певица таланту Анечки?

Эта мысль показалась ей столь приятной, что она ощутила уверенность, которая так нужна будущей звезде сцены.

Дурное настроение не развеялось. Лебедев заявил, что ему срочно надо вернуться лабораторию, и в одиночку отправился за извозчиком. Ванзаров не стал мешать. Бывали минуты, когда Аполлона Григорьевича лучше не трогать, ни к чему хорошему это не приведет. Наговорит всякого, потом будет извиняться. Лучше отпустить с миром.