Антон Чиж - Бой бабочек

Что-то много в театре льется слез, Ванзаров к такому не привык. Он попросил оставить его с Кавальери. Георгий Александрович покинул зал с большой охотой, впечатлений ему хватило.

Кавальери сидела, покорно сложив руки. Ванзаров приблизился.

– Мадемуазель, вы ничего не хотите мне рассказать?

На него взглянули глазки бездонной красоты. Окунуться в них было бы счастьем. Невозможным.

– Что я могу сказать, Фон-Сарофф?.. Вы закрыли меня от пули… Готовы были отдать жизнь… Так благородно… По-рыцарски… Невероятно…

– Это мой долг, мадемуазель. На моем месте так поступил бы каждый полицейский, – сказал он. – Мне нужно от вас нечто другое…

– Какое было бы счастье… – начала она и осеклась. – Вы бедны, я не свободна… Ах, какая была бы прекрасная история… Ей не суждено сбыться в этом мире.

Тут Ванзарову, вероятно, следовало уронить скупую мужскую слезу. Но слезы в его планы не входили.

– Я хотел бы услышать от вас то, что вы скрываете, – сказал он.

– Мне нечего скрывать, мой милый Фон-Сарофф…

– Вы в этом уверены?

– У меня нет тайн, – и она раскинула руки, как крылья. – Перед вами я чиста и невинна, мой спаситель и рыцарь.

Заныл лоб. Все-таки крепко приложился, когда падал. Ванзаров легонько потер ушиб: надо будет попросить у Лебедева волшебную примочку. Чего доброго, вскочит шишка. Вот будет веселье у чиновников сыскной полиции: поехал в Грецию, а вернулся с шишкой! Но до этого пока далеко. Сейчас Ванзаров сделал что мог.

– В таком случае мне остается выполнить свое обещание…

Он глубоко поклонился и вышел через сцену.

Там Варламов уже примеривался вешать декорации. Мастер сцены, как всегда, был недоволен: днем стулья таскай для репортеров, вечером гирлянды развешивай для Отеро. Одна суета. Никакого искусства. Для чего отдал театру всю жизнь?..

Слухи в театре расходятся, как чума. В каждом углу шептались, что на сцене нашли повешенную. Источником их, без сомнений, был Варламов. Мастер сцены, не связанный словом, рассказывал, как из мешка показалось бледное личико. История, и без того яркая, дополнялась творческими натурами. Причем каждый вносил свои краски. Вскоре барышня оказалась с глубокими порезами на лице, на шее у нее нашли мертвую змею, а в глаза были вставлены медные пятаки. Кто-то договорился до того, что из тела торчали ветки, а в волосах запуталась мертвая птица. Актерская фантазия не знала границ.

Бедный Икоткин, кое-как придя в себя после трех дней черного запоя, услышал о жуткой находке на том же самом тросе и решил, что ведьма вернулась в новом обличье и уж теперь точно пришла по его душу. Вследствие чего Икоткин ворвался на кухню ресторана, схватил из ледника бутылку и на глазах поваров опустошил одним махом. После чего вытер губы и рухнул, увлекая за собой пустые кастрюли.

К великому везению Александрова, ни один слух не попал в уши репортеров. Вронскому повезло куда меньше. Как только он вступил в актерский коридор, ему тут же доложили, что найдена мертвая барышня. Режиссеру нужно было поспешить на сцену, чтобы монтировать декорации. Вместо этого он заперся у себя в кабинете и стал рыться в письменном столе. Как всегда, нужная вещь не попадалась. Потеряв терпение, он стал выбрасывать содержимое ящиков на пол.

В дверь постучали.

– Я занят! Начинай без меня! – крикнул он, думая, что Варламов не желает пальцем пошевелить без него.

– Без вас не начнем, – донеслось из коридора.

Вронский замер с охапкой фотографий. Видеть господина полицейского в его планы не входило.

– Я не могу… Позже! – Голос сорвался на визг.

Дверная ручка повернулась и замерла. Не зря запер замок! Врасплох не застанет.

– Откройте, Вронский, или я вышибу дверь.

– Вы не имеете права! – закричал он, стараясь запихнуть ворох карточек обратно. Но картонки упрямо не желали прятаться.

– Считаю до трех…

Швырнув охапку в угол, Вронский бросился к двери. Ключ скрежетал и никак не хотел поворачиваться.

– Стойте, уже, уже… – приговаривал он. Железная головка скользила в мокрых пальцах.

Наконец замок хрустнул. Вронский не успел поймать ручку, дверь распахнулась слишком быстро. Он встретил вошедшего в согбенной позе.

Ванзаров вошел и сразу заметил беспорядок. Трудно не заметить пол, засыпанный карточками.

– Уборку решили сделать, – сказал Ванзаров, поднимая карточку и рассматривая женский портрет. – Похвально. Чистота в кабинете как зеркало чистоты в душе. Не так ли?