Прямо на глазах Мэтью констебля разрывали на куски. И хотя тело его яростно сопротивлялось, гремя цепями, сбросить с себя Дикарку у него никак не получалось. Его рваные крики заполнили комнату, но пощады ждать было неоткуда. Он был обречен. Кровь смешивалась с землей под его ногами и превращалась в грязь, а сам констебль был всего в нескольких минутах от того, чтобы стать призраком.
Несколько минут? Нет, вряд ли так долго.
Когти пересекли грудь мужчины, проникая глубоко в плоть. В воздухе клубился кровавый туман. От запаха пота и разорванной плоти Мэтью ощутил пульсацию в висках, а живот его скрутили спазмы. Должно быть, он вздрогнул, борясь с дурнотой, потому что внезапно рука Джулиана сжала его предплечье железной хваткой, и пока он вглядывался в раскрашенное лицо плохого человека , Джулиан одними губами произнес:
— Нет .
Дикарка Лиззи оттолкнула умирающего. Она отступила от него на несколько шагов, чтобы полюбоваться своей работой. Голова ее склонилась набок в жутком созерцании.
А затем — как художник, стремящийся добавить завершающий штрих к своей работе, — она бросилась обратно. Удары обрушились на жертву дождем, куски мяса и струи крови взмывали в воздух, пока Дикарка не вскрыла своей жертве живот, обнажив все оттеки синего, красного и розового, которые скрывало тело. В процессе кто-то — Монтегю? — несдержанно вскрикнул от восторга, выражая благодарность и восхищение художнице. Выпотрошенное тело констебля продолжало биться и извиваться, рот его раскрылся, а глаза непонимающе уставились на полость, зиявшую в животе. На Мэтью обрушилось осознание, что сейчас сердце этого человека совершает последние удары. Он перевел взгляд на пол, сфокусировавшись на своих сапогах. Под прусскими белилами его лицо пылало от стыда.
— Браво! — воскликнул Мэрда, сопроводив свой выкрик аплодисментами. Затем он обратился к Лэшу: — Я восхищаюсь точностью описания, что вы дали мелким людишкам, сэр!
Это вызвало смех даже у Львицы.
Музыка смолкла.
Мэтью не хотел смотреть, но он слышал, как гремели цепи, пока трое мужчин, которые ранее приковали констебля, уносили его тело с этой страшной арены.
— Ваше Сиятельство! — обратился Лэш. — А разве барон не из тех, кто получает наслаждение от подобных зрелищ? Его это не развлекает?
Мэтью посмотрел на вице-адмирала и заметил, как к его уху наклонился Филин и что-то прошептал. Вероятно, он как раз сообщал, что наблюдал за «бароном» в течение всего действа, и тот отводил глаза, не желая видеть кровопролитие.
— Вовсе нет! — ответил Джулиан, толкнув локтем Мэтью под ребра. — Он, как и я, в изумлении от мастерства леди. Нам обоим кажется, что она — достойнейший представитель нашей профессии. За пределами Пруссии, разумеется.
Лэш рассмеялся над этим одиозным — по мнению Мэтью — остроумием, но ни Филин, ни Кардинал Блэк и не думали улыбаться. Они угрожающе смотрели на Мэтью, пока тот не кивнул и не заставил себя посмотреть на результат резни.
Мертвого констебля оттащили в сторону и оставили лежать. Охранники пропали из виду, а дверь, ведущая в яму, была все еще открыта. Дикарка Лиззи растянулась на спине, лежа прямо в грязи. Глаза ее были закрыты, будто она пребывала в состоянии покоя… но для Мэтью стало ясно, что ничего еще не кончилось.
Внезапно через дверь в яму втолкнули еще одного обнаженного мужчину. Он яростно пытался сопротивляться своим трем конвоирам, но, похоже, был ослаблен побоями — все его лицо было избито.
Мэтью потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что он знает этого человека. Когда пришло осознание, он едва не ахнул, тело невольно содрогнулось, и его первым порывом было вскочить на ноги. Лишь железная хватка Джулиана удержала его от этого.
— Спокойно, — прошипел Джулиан, усилив хватку. — Ты, что, его знаешь?
— Ja, — ответил Мэтью, не веря своим глазам. Затем он перестал изображать пруссака и ответил: — Да.
Тем временем внизу, в окровавленной яме мужчины приковывали Диппена Нэка.
— Господи, помилуй меня, я никогда больше не осмелюсь сделать ничего плохого… — лепетал Нэк. Губы его распухли от ударов, явно нанесенных крепкими костяшками пальцев. Правый глаз полностью заплыл, а лоб «украшала» шишка размером с гусиное яйцо. — Ничего, клянусь Христом! — продолжал кричать он. Он разрыдался, а из носа у него текло так, что безволосая белая грудь успела порядком намокнуть.
— Заставь его умолять! — крикнул Виктор. — Первый слишком легко отделался!
Читать дальше