Анатолий Леонов - Тайна псалтыри

После того как текст был полностью записан и прочтен, наступила неловкая пауза. Лицо Феоны вытянулось и посерело, он выглядел явно обескураженным. Не менее озадаченным оказался и Епифаний, который ровным счетом ничего не понял из прочитанного. Зато Маврикий, напротив, демонстрировал исключительную жизнерадостность и решительность.

– Отче, теперь мы можем пойти и взять сокровища царя Давида? – воскликнул он с наивным ликованием, которое переполняло душу и деятельно рвалось наружу.

– Почти, – согласился Феона и повторно погрузился в прочтение замысловатого документа.

– Ну, князь Петр Михайлович, тут ты сам себя перещеголял, зачем такие сложности? – ворчал он, водя рукой по записям в тетради.

В то же время Маврикий, пребывавший в мечтаниях совсем не долго, вернулся в свое обычное состояние, и его естество изнывало под гнетом роящихся в голове вопросов. Не выдержав, он задал, пожалуй, главный из них, который мучил с тех пор, как послушник оказался втянутым по собственной воле в эту загадочную историю.

– Отче, скажи, что же все-таки скрывает псалтырь? Что ищет Аркудий, эта мантихора [270] Мифическое существо, людоед (иносказ.). в людском обличье? Ты ведь теперь знаешь, да?

Услышав вопрос послушника, Феона посмотрел на молчаливого Епифания и пожал плечами.

– Я могу только догадываться, что эти страсти кипят вокруг тайника, скрывающего знаменитую библиотеку царя Ивана Васильевича Грозного, а место тайника указано в записи, которую мы только что с тобой разобрали. Так ли думаю, Епифаний?

Молодой монах молчал, оглушенный сказанным Феоной. Наконец, получив тычок локтем под ребра от изможденного ожиданием Маврикия, он удивленно выговорил:

– Все так, отец Феона. Уж не знаю, как ты узнал последний секрет, который передал мне батюшка. Только речь тут о части библиотеки, о той походной либерее, которую грозный царь перед смертью приказал моему прадеду Даниилу Дмитриевичу Загрязскому и игумену Пимену спрятать в укромном месте.

– Библиотека? – воскликнул разочарованный Маврикий.

– Да, библиотека, – улыбнулся Феона, – а ты, полагаю, ожидал украшений иного рода?

Видя смущение юного послушника, Феона по-отечески мягко потрепал его по плечу:

– Поверь, мой наивный стяжатель, эта библиотека дороже сокровища царя Соломона!

– Ну так пойдем и откроем ее? – предложил Маврикий, переводя настойчивый взгляд с отца Феоны на Епифания и обратно. – Мы же теперь знаем, где она… или нет?

Отец Феона помялся, прежде чем ответить на этот вопрос.

– В расшифрованном нами послании, – сообщил он наконец, – нет ни одной привязки к месту, где искать библиотеку. Кроме того, за почти сорок лет с момента написания сообщения монастырь не раз горел и перестраивался, и где теперь искать эти колонны? А если речь идет о подземельях, то там вообще никаких колонн нет. Вы сами видели.

Феона беспомощно развел руками:

– Тупик. Пока у меня нет тех ответов, которые вы ждете.

Лицо Маврикия при этих грустных словах учителя приобрело вид воплощенной космической боли и вселенской скорби, но Епифаний, напротив, нахмурился и упрямо поджал губы.

– Неужели, отец Феона, придумав такой головоломный способ сокрытия клада, игумен Пимен мог просто так довериться столь ненадежным указателям, которые время легко превращает в прах? Как хочешь, но я не верю!

Феона мысленно согласился с доводом молодого инока, отметив при этом его острый ум и наблюдательность. Вслух же произнес сухо и отрывисто:

– Я думал об этом. Мы что-то упускаем! Мелочь, вероятно, но очень важную!

Пристально посмотрев на Епифания, он буквально потребовал от него:

– А ну-ка, честной инок, давай сначала. Все ли ты показал и рассказал мне, так или иначе связанное с псалтырью и ее хранителями? Помни, важна любая мелочь!

Епифаний наморщился, сосредотачиваясь, но ничего не смог вспомнить.

– Все вроде, отче! – воскликнул он, едва не плача. – Что знал – рассказал, что хранил – отдал! Ну вот разве что еще лестовка? [271] Разновидность четок на Руси. Каждая деталь в лестовке имеет духовный символический смысл.

– Лестовка? – насторожился Феона.

Епифаний вытащил из-за пояса старую потертую лестовку, на лапостках [272] Четыре треугольника на конце лестовки. которых золотой ниткой были вышиты инициалы евангелистов [273] Апостолы, авторы четырех канонических Евангелий. Матфея, Марка, Луки и Иоанна, и в растерянности протянул Феоне.