Валерий Шарапов - Самый страшный след

Васильков добавил:

— А другая половина — пройти через нее в обратном направлении, когда приказ исполнишь…

Все трое сидели посреди леса на травяном бугорке. Аким посередине, Старцев слева, Васильков справа. Рядом с послушником лежал газетный кулек с парой яиц и куском хлеба. В приямке перед бугорком чернело кострище. В нем послушник вечерами запекал картошку, а ночью спал возле затухавших углей. Тут же была аккуратно расстелена старая солдатская шинель, у ближайшего пня валялись лопатка, топорик и нарубленные сухие поленца.

— Да ты поешь, Акимушка. — Александр пододвинул к нему кулек. — Это же Иван Харитонович вчера для тебя на могилке оставил. Ты видел его?

— Видел. Из кустов наблюдал, — кивнул тот. И протяжно вздохнул: — А вот похороны проспал. До этого всю ночь ворочался, вспоминал отца Иллариона, плакал. А под утро в такой глубокий сон провалился, что очнулся лишь к вечеру, когда уже все разошлись.

Он взял хлеб, отломил маленький кусочек, положил в рот и стал медленно жевать.

— Слушай, Аким, а как же цыган Яков узнал, где вы живете? — поинтересовался Старцев. — Из лагеря он вышел в сорок втором году, дальше, судя по твоему рассказу, искал семью и табор.

— С табором он встретился через год, в сорок третьем, — все так же потягивая гласные, спокойно ответил послушник. — Потом прибыл в Подмосковье. Вначале табор обосновался под Богородском…

— Это который теперь Ногинск?

— Да. Просто отец Илларион его по старой привычке Богородском называл. Во-о-от… а годом позже табор выбрал стоянку возле железнодорожной станции Мытищи.

— Значит, их встреча состоялась в сорок четвертом?

— Да. Яша узнал, что настоятеля церкви в Челобитьеве зовут отцом Илларионом, и тут же примчался. Чуть лошадей не загнал… — по-доброму усмехнулся Акимушка и поглядел повлажневшими глазами в небо.

Поочередно проверив все кабинеты на этаже, на ходу интересуясь у медперсонала, не видел ли кто врача Василькову, сотрудники МУРа вернулись к лестнице. Кто-то мельком видел ее в начале трудового дня, кто-то заглядывал и здоровался в течение следующих пятнадцати минут. Позже не видел никто.

Баранец сгонял вниз и поинтересовался у седой женщины в регистратуре, не выходила ли Валентина из отделения. «Нет, — уверенно ответила женщина, — за прошедший час никто из врачей отделение не покидал».

— А что там? — кивнул Егоров на уходящее вверх продолжение лестницы.

— Должно быть, чердак, — ответил Бойко.

Василий моментально принял решение:

— Баранец и Ким, вы дежурите в нижнем холле! Горшеня, остаешься на втором этаже! Олесь, за мной!

Достав пистолеты, они поднялись на один пролет. Лестница действительно заканчивалась небольшой площадкой, имевшей единственную боковую дверку. Ни замочной скважины, ни скоб для висячего замка. Значит, дверка должна быть открыта.

Егоров ухватился за ручку и подергал ее вперед-назад.

— Закрыто изнутри, — негромко сообщил он.

— Что будем делать? — зашептал Бойко. — Может, позвонить в управление и вызвать подкрепление?

— Подкрепление нам не помешает. Хотя бы для того, чтобы оцепить здание. С чердака наверняка есть выход на крышу, этот гад может сигануть поверху.

Олесь с сомнением покачал головой:

— Высоковато. Здание очень старое — погляди на высоту потолков.

— И все равно шанс уйти у него имеется. Ты вот что… — Егоров почесал стволом «ТТ» подбородок, — спустись вниз и прикажи Горшене, Баранцу и Киму разойтись по разным углам и поглядеть вверх. Только пусть стоят у стен и далеко не отходят. А сам позвони из регистратуры дежурному по управлению. Запроси пару машин и пять-шесть сотрудников в помощь.

— Понял.

— Только быстро, Олесь!

— То есть Якова ты категорически исключаешь из списка подозреваемых?

— Да, вот именно так, как вы сказали, — категорически. Я даже думать об этом отказываюсь, — удивленно моргал Акимушка длинными ресницами. — Разве сын способен убить отца?

— Чернов тоже считал Иллариона своим отцом? — справился сидевший с другой стороны Васильков.

— Отец Илларион всех нуждавшихся в его помощи считал своими детьми и становился для них настоящим отцом. Для Яши Чернова и Вани Сермягина — на несколько дней. Для таких, как я, — надолго.

Кивнув, Старцев полез в карман за новой папироской.

— Ладно, с этим разобрались, — чиркнул он спичкой. — Теперь давай вернемся к моему первому вопросу: зачем ты сбежал из церкви в лес?