Валерий Шарапов - Самый страшный след

— Хуже, — признался цыган. — Поначалу спал, а потом его в жар бросило. Мечется, стонет. Я уж пою его водой, пою, а толку нет.

— Стало быть, правильно мы делаем, что уходим отсюда. Все, сыны мои, переносите его в тележку — и в путь.

Яков с Акимом нырнули в сарай и вскоре вынесли на руках раненого. Рядом с ним пристроили винтовку, брезентовый ремень с пилоткой и флягу.

— Ваня, ты меня слышишь? — Старик наклонился к Сермягину.

Тот, будто сквозь сон, что-то промычал.

— Ладно-ладно, не трать силы. Сейчас мы тебя устроим по-царски и поедем. Нам бы только по городским улочкам проскочить, а дальше, как в одной песне, сама пойдет… Тут недалече мерзавец один проживает, Гришкой кличат. Так вот, он к немцам на службу подался. Сам подался, в первый же день. Ходит с ружьем по городу и новый порядок утверждает. А заодно крадет имущество, оставленное без присмотра. Ну ладно, ребятушки, вяжите веревку и выезжайте. Жду вас у калитки…

Как и предполагалось, сложнее всего было выбраться из наводненного немецкими войсками Смоленска.

Уложив на тележку плохо соображавшего Сермягина, священник, послушник и цыган покинули покосившийся домишко и направились по улице Красина на север, к храму. Так и шли, сбившись в кучку, пока разбирали дорогу.

— У храма удобнее пересечь Днепр, — пояснил священник. — По левую руку от него старая пешеходная переправа, немцы ее не охраняют, сам проверял. А к востоку от города переправ нет. Там только вплавь. Нам же вплавь с Иваном никак нельзя.

Пышущий силой цыган толкал тележку сзади. Аким тянул ее спереди за привязанную веревку. Священник указывал путь. Перед каждым перекрестком он останавливался и долго глядел в обе стороны, чтобы, не дай бог, не нарваться на немцев или Гришку Грошева. Только после этого тележка быстро преодолевала опасное место.

С такой же осторожностью они перебрались на другой берег Днепра. Когда съехали с проклятых деревянных досок, по которым железные колеса тележки грохотали подобно паровозным, все разом облегченно выдохнули.

Пару верст шли берегом, покуда слева не увидели высокую насыпь.

— Железная дорога! — радостно зашептал старик. — Теперь нам вдоль нее до плавного изгиба. Далее перемахнем через пути и прямиком до гречишинских лесов…

До лесов добрались к рассвету. Если бы припозднились — не миновать беды. Как выяснилось, по проселку от Суходола до железнодорожного переезда бесперебойно сновали немецкие грузовики в сопровождении мотоциклистов. Разве скроешься от них днем да еще на открытой местности?

К полудню зашли поглубже в лес, выбрали укромное место и расположились на привал. Отец Илларион похлопотал над раной Сермягина, после чего устроил скромную трапезу и наказал всем отдыхать.

С одной стороны леса изредка доносились пронзительные паровозные гудки, с другой — тарахтели моторы. Однако за ночь все намаялись так, что вскорости заснули…

— На первую ночную стоянку, Яша, мы обосновались верстах в семи к востоку от Смоленска. Отдохнули и ближе к вечеру перескочили в соседний лесок. К ночи перескочим через еще один беспокойный проселок и дальше пойдем к Дорогобужу. — Священник шел рядом с цыганом. — Так что впереди только глухие леса.

— А не заблудимся, отец? — спрашивал тот.

— Нет, что ты! Слева верстах в трех завсегда будет ориентир — широкий тракт.

— Знать бы еще, где немец остановился. Где линия фронта.

— Полагаю, услышим. Там и бомбят небось, и пушки стреляют…

Уйдя от Смоленска, они углубились в густые леса, по которым отец Илларион когда-то хаживал, сопровождая обозы с провизией. Теперь по ночам они отдыхали, а днем шли, меняя друг друга у тяжелой тележки.

Состояние Сермягина ухудшалось с каждым часом. Не помогала ни каждодневная обработка раны, ни настойка, сделанная в дорогу заботливым отцом Илларионом.

Закончился и запас продуктов, который, к слову сказать, и был-то небольшим. Последние крошки хлеба старик собрал со дна вещмешка, высыпал в кружку, залил кипятком, размешал и ложкой скормил едва живому красноармейцу…

До линии фронта, откатившейся к тому моменту от Смоленска почти на шестьдесят километров, им пришлось добираться долгих трое суток.

Первым услышал далекую канонаду Аким. Он вдруг остановился и поднял вверх палец:

— С-слышите? Стреляют…

Остановились и другие. Прислушались.

— Действительно, канонада, — кивнул цыган.

— Пройдем еще немного, до удобной стоянки, — предложил священник. — Там расположимся и подумаем, как быть…