Валерий Шарапов - Самый страшный след

Основные силы группы армий «Центр» еще только готовились нанести сокрушительный удар по линии советской обороны, состоящей из шести армий Западного фронта. Сама линия, протяженностью до трехсот сорока километров, проходила восточнее населенного пункта Ярцево и западнее Ельни.

Немецкое командование наращивало мощь, постоянно подпитывая из резерва две армии (9-ю и 4-ю) и две танковые группы (3-ю и 4-ю). Со стороны Смоленска по плохим дорогам одна за другой ползли колонны боевой техники, грузовики с солдатами и боеприпасами.

Плотность немецких войск перед наступлением на Вязьму достигала ужасающей цифры — одна дивизия на три фронтовых километра.

— Как же мы тут пройдем, отец? — прошептал цыган, глядя сквозь кусты на проезжавшую по дороге колонну грузовиков. — Здесь и мышь не проскочит.

Разворачиваясь и маневрируя, грузовики подвозили на подготовленные позиции артиллерийские орудия.

— Тут, пожалуй, не пойдем, — согласился священник. — Пройдем по лесу дальше, на север. Там попробуем. Как считаешь?

— Да уж все лучше, чем здесь на рожон…

Весь последний час перед закатом они шли вдоль кромки леса. Периодически останавливались, цыган со стариком подбирались к крайним кустам и глядели, нет ли возможности пройти незамеченными.

По ходу движения Яков вдруг стал подмечать, что техника, окопы, солдаты и узлы связи под камуфляжной сеткой располагаются все ближе и ближе к лесу. А дальше они и вовсе прятались между деревьями. Пришлось и смоленским беженцам углубиться в заросли.

— Знать, наши где-то рядом, может, в этом же лесу, — предположил священник. — Пройдись-ка один, посмотри, пока совсем не стемнело. Вдруг отыщешь проход?..

Согласно кивнув, Яков бесшумно исчез в зарослях…

Вернулся он, когда небо окончательно потемнело.

— Кажется, нашел, — поделился радостью цыган. — Левее нас несколько костров и полевая кухня. А правее стоит автомобильный прицеп, на котором тарахтит мотор. Между ними можно прошмыгнуть.

— А свет от костров? — на всякий случай поинтересовался священник.

— Не достанет. Лес там очень густой.

Отец Илларион поежился, будто ему вдруг стало невыносимо холодно, тяжело вздохнул:

— Тогда надо идти. Иначе завтра нас здесь обнаружат. Вон сколь народу вокруг шастает! Пока тебя не было, четверо прошли.

— И не заметили?

— Бог уберег…

Они проскочили между светящимися вдали точками костров и молотящим на низких оборотах дизель-генератором. Кое-где два колеса тележки наезжали на ломавшиеся и предательски трещавшие сучки. И тогда сердце старика замирало.

Но их никто не окрикнул, никто не нагнал и не остановил.

Гул мотора постепенно затихал, огоньки костров исчезали. Яков, Аким и отец Илларион, не сговариваясь, ускорили шаг. Если бы идущему первым священнику не приходилось на ощупь определять дорогу, все они непременно перешли бы на легкий бег.

Никто из них не мог и приблизительно сказать, сколько они прошли по ночному лесу.

Неожиданно беженцев оглушила звонкая команда на русском:

— Стоять! Руки вверх!

В это же мгновение вспыхнуло сразу несколько фонарей.

— Мы свои! Не стреляйте! — закричал священник и поднял руки. — Пожалуйста, не стреляйте!..

Бредившего Сермягина сразу передали военным медикам. А с остальными поначалу обращались грубо — не верили, что два священнослужителя и цыган умудрились без карты и специальной подготовки перейти насыщенную противником линию фронта.

Особенно напирал офицер НКВД с двумя шпалами поверх малиновых петлиц. Позже из вышестоящего штаба приехал еще один — в круглых очках и с ромбами.

Каждого беженца допрашивали отдельно. Офицеры много курили и задавали десятки различных вопросов. Старик был предельно искренен и рассказывал обо всем, что знал. Даже поведал о проклятом Грошеве, добровольно подавшемся в полицаи. Поведал и о расстрелянных рядом с храмом мирных жителях Смоленска, но о погибшей цыганской семье все же умолчал.

Беседуя с ним, офицеры постепенно оттаивали.

Да и то верно: какой из старика враг? Тем более документы у него и у Сермягина были в полном порядке. А вот за цыгана Якова и послушника Акима отцу Иллариону пришлось постоять.

— Да пойми ты, старик, — устало настаивал один из особистов, — враг настолько коварен, что может прикинуться кем угодно. Да еще так это повернет, что любая публика поверит!

— Э, нет, — не соглашался Илларион, — уж я-то довольно пожил и хорошо различаю, где попавший в беду друг, а где Иуда…