– Небось, барышня, накрутим локонов, позади психейный узел завяжем и ленту голубую проведем – майор ваш, поди, раньше времени сдастся! Так, глядишь, и всего француза побьем.
Авдотья неловко дернулась, отбросила Настасьину руку:
– Да ты в уме ли! Какой «мой майор»?
– Может, был и не ваш, а уж ваш стал, – вновь подхватив прядь хозяйкиных волос, хохотнула довольная Настасья. – Марфа-кухарка божится: глаз с нашей барышни не спускает.
Да что ж это такое! Авдотья чуть не расплакалась. Не хватало еще, вдобавок к материнским подозрениям, сплетен прислуги.
– Будет лясы точить, – холодно сказала она, глядя на Настасью в зеркало. – Никаких локонов – гладко зачеши. Все равно шляпкой примнутся.
И, наблюдая, как Настасья, обиженно поджав губы, делает ей ниточку пробора ровно посередине головы, добавила:
– У нас с майором дело, касаемое до убитой девочки. И ничего боле.
Настасья, держа во рту шпильки, только кивнула с самым упрямым выражением на лице: за многие годы совместного бытия Авдотья изучила сие выражение наизусть. Мол, не наше холопье дело разбирать ваши барские воли. А на наш-де роток не накинешь платок. Княжна вздохнула: сколько ни объясняй, строптивицу не переспоришь – только сплетни разнесешь. А Настасья, покончив с прической, молча выложила на столик перед псише атласную коробочку и вышла. Открыв ее, Авдотья вынула на ладонь модные о ту пору в Европе серьги-камеи из голубого агата. Чуть помедлив, вдела в уши – и глаза ее чуть поменяли свой цвет, став дымчато-голубыми. Зеркало вдруг явило ей героиню романа: «Неужто и правда не сводит? – Недоверчиво качнула княжна головой, отчего амуры на камеях колыхнули своими маленькими луками со стрелами. – Вот же глупости!»
* * *
До озера они добрались ранее ожидаемого. Причина была проста: в самом начале пути Авдотья затеяла со спутником беседу, призванную скоротать с приятностию путь, однако приведшую к результатам ровно противоположным. Итак, де Бриак был в мундире, странно шедшим его смуглому неправильному лицу. Амазонка же Авдотьи включала в себя расшитый золотой нитью редингот с двумя рядами золоченых пуговиц в стиле гусарской униформы. Пошутив на тему дамского туалета, ставшего жадным до мужского, Дуня и решилась задать роковой вопрос о «ваших, майор, артиллеристах».
– Едва ли нас можно назвать артиллеристами, княжна, – улыбнулся, сверкнув галльскими очами («Он не сводит с тебя глаз, Эдокси!»), де Бриак. – Мы конная артиллерия.
– Позвольте, в чем же разница? – снисходительно улыбнулась в ответ Авдотья, смутно вспоминая рассказы о самом модном войске в столице: папенька сказывал, что в конную артиллерию назначались исключительно георгиевские кавалеры, молодые люди с протекцией и красавцы. Собственно, именно начиная со слов «красавцы», Авдотья и начинала вслушиваться в отцовские слова за ужином. Однако ежели в России в конную артиллерию брали одних красавцев, то во Франции – Дуня не без иронии скосила глаз на своего спутника – их явно не хватало.
– Огромная разница, мадемуазель, – отвечал тем временем не подозревавший о ее мыслях носатый майор. – Еще совсем недавно тяжелые гаубицы имелись только у пехоты. А пехота, как вы знаете, движется в арьергарде и не способна решить блиц-задач.
– Нет, не знаю, – пожала плечами Авдотья. Выпрямив тонкий стан, согнутое колено лежит на гриве, она вся отдалась ритму движения: следует признать, княжна была отличной наездницей – впрочем, для барышни ее круга верховая езда являлась обязательной частью образования. Грация и мужчины, и женщины в то время проверялась двумя контрапунктами светской жизни – бальной залой и седлом. А с грацией – понятием ныне забытым – в начале позапрошлого века не шутили: много точнее, чем отлично сшитое платье и правильный выговор во французском, она демонстрировала принадлежность к высшему обществу. Вот почему, любуясь ею, де Бриак вдруг почувствовал неясную печаль. А вслух продолжил:
– Конная артиллерия почитается военной элитой, ибо ведет баталию супротив неприятеля, совмещая пушечную мощь с кавалерийской стремительностью. Важное качество на плоских землях, подобных российским…
– Думаю, я услышала более необходимого, – перебила его Авдотья. – Прошу вас иметь снисхождение к моему слабому полу. А также помнить, что упоминая «неприятеля», вы имеете в виду моих соотечественников и моего брата, возможно, уже павшего на поле брани!
Собственный выспренний слог показался смешон ей самой, но одна мысль о брате тревогой сдавила грудь. Любоваться элегантным мундиром француза, слушать его язык, даже просто понимать его стало ей вдруг невыносимым. И, хлестнув Ласточку сильнее обыкновенного, Дуня вырвалась вперед, чувствуя, как отдается в такт каждому перебиву сердца удар тяжелого копыта о мягкую, усыпанную сосновыми иглами лесную дорогу.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу