Дарья Дезомбре - Сеть птицелова

Да, но сейчас, твердила себе Дуня, идет война. И в общей неразберихе можно было бы обойтись без следствия и официального признания родственника безумцем. Они могли бы вновь увезти его за границу. Снять просторный деревянный дом и хорошую сиделку. Неподалеку от знающих врачей, – мысли Авдотьи прыгали, словно птицы, с ветки на ветку. Додумалась она даже до необходимых для больного преобразованиях в старом замке в Гаскони, где они жили бы поживали с де Бриаком долго и счастливо, оставив «ему» лишь часть замка с красивою башнею. В Гаскони прекрасные виды… И тут же княжна начинала уговаривать себя, что он, конечно же, не виноват, как она смела так сразу увериться в его виновности? Подумаешь, книга немецких сказок! Нет-нет! Есть другое объяснение, и она его получит! Однако вновь возвращалась мыслью к темному экипажу с туго задернутыми шторами. Увести его подальше от тех мест, где он творил страшные свои дела! Исчезнуть в полной сумятице наполеоновской кампании, спасти – вот главное!

Предстояло еще объяснение с отцом и матерью; от сей перспективы в голове у Дуни совсем путалось, а к горлу подступала тошнота. Об этом она подумает позже – и, возможно, найдет способ не испугать до смерти папá и маман. «Боже мой, – снова заголосил в голове растерянный, совсем бабий голос, – оба родителя сойдут с ума от горя». Всех, всех придется держать в замке в Гаскони! Замок велик, но, возможно, Этьен откажется от обилия ее безумных родственников и заподозрит Дуню в том, что и сама она также повредилась рассудком… Тогда все-таки больница где-нибудь в Швейцарии, пыталась собраться княжна с мыслями. Но ей представилась одинокая жизнь близ Женевского озера и она, в черном платье и глухой вдовьей вуали, приходящая каждую неделю навещать «своих». «Матерь Божия, – взмолилась она, – к Тебе прибегаю аз, окаянный и паче всех человек грешнейший: вонми гласу моления моего и вопль мой и стенание услыши. Не презри отчаяннаго и во гресех погибающаго…»

Так, увлекшись молитвою, и пропустила нужный поворот.

От неожиданности Дуня вскочила, попыталась схватиться за шелковистые ветви серебряной в лунном свете ивы, чем чуть не опрокинула лодку, но удержалась и сумела пристать к берегу. Привязав лодку к торчавшим над водой корням, Авдотья спрыгнула на речной песок. Луна благоволила ее предприятию, и княжна без особого труда вышла к холму, что возвышался над соляными шахтами. Оставалось отыскать вход. Высоко подобрав в который раз за это проклятое лето намокший подол, благо здесь ее никто не видел, она сделала решительный шаг вперед, и…

И вдруг правая нога не нащупала под собою твердой опоры. Ахнув, Дуня почувствовала, что летит вниз, обдирая об острые выступы в темноте колени и локти. «А-а-а!» – закричала княжна, ударившись на сей раз виском, и тут одна нога ее дернулась вверх: Дуня зависла над бездной – головою вниз, чувствуя, как течет по лицу теплое. Кровь. Некоторое время она качалась, морщась от боли, – особенно в попавшей в тенета ноге, а после попыталась руками нащупать что-нибудь под собою. Пустота. Осторожно выдохнув, оперлась ладонями о неровную стену: ссадины на руках тотчас заныли от попавших в них соляных кристаллов. Обдирая ногти и согнувшись, чтобы хоть на секунду отыскать нестойкую точку опоры спиной и ягодицами, княжна дотронулась до щиколотки. Так и есть – на ней, будто аркан, затянулась веревка: Авдотья качалась маятником в вертикальной штольне. Той самой, куда добывавшие соль рабочие спускались в свое время по пеньковой лестнице. Остатки веревки и захватили в плен ногу. Но вот как глубоки были штольни или как далеко она успела пролететь? Память и здравый смысл отказывали ей: кровь приливала к голове, била молотом в висках. Вряд ли она сможет долго продержаться в этакой позиции. Какая унизительная и смешная смерть – вниз головой. Однако продолжать падение казалось еще страшнее – есть ли тут дно, или она будет бесконечно лететь с замершим сердцем, ожидая удара, как точки в своем земном существовании. Да, но удар был выходом. И, решила она, лучше уж так, чем вечность раскачиваться здесь мертвым маятником.

«Помоги!..» – хотела окликнуть она того, кто скрывался под ней в соляных лабиринтах, но из горла вырвался только хрип. Маменька и в данных обстоятельствах нашла бы в себе силы сотворить молитву, но Дуне ни слова не приходило на память – еще чуть-чуть, и она потеряет сознание. Вновь скрючившись, она попыталась дотянуться до веревки. Туго перехваченная пенькой миниатюрная ступня уже опухла. Свободной ногой Авдотья сбросила мокрую от речной воды туфлю, и петля поддалась: медленно, вместе с шелковым чулком, заскользила вверх. «Помилуй мя Бо…» – едва успела прошептать Дуня и снова полетела вниз, потеряв сознание от скорого, но весьма ощутимого удара.