Дарья Дезомбре - Сеть птицелова

Secundus. Нет никакой возможности проверить наличие эпидемии холеры в Саксонии.

Tertius. На границах империи нынче творится такая неразбериха, что любой мог пересечь ее не будучи замеченным и без единого документа.

И наконец. Quartus. Место. Логично было бы предположить, что месье Поль поселился у того же соседа Дмитриева – на то указывала и погибшая на границе с его имением горничная. Но убийца, за которым они гонялись уж без малого две недели, по сю пору не оставил им ни единого следа. Было бы глупостью в таком случае не донести девушку до близкого места, где ручей впадает в реку. Последняя, в свою очередь, с большой долей вероятности прибила бы покойную к отмели – той самой, где он совсем недавно стрелялся с Габихом. Сумасшедший князь, тут же пришло Этьену в голову, мог также укрыться у своего приятеля по охотничьим забавам, барона. Но великолепный габиховский чертог сгорел дотла, а девочки продолжали пропадать. Итак, какова диспозиция? На открытом месте велика вероятность столкнуться с неприятелем. Все соседние с Привольем дома в любой момент могут подвергнуться мужичьей либо французской осаде. В лесах же нынче хозяйничают партизаны. Они же способны по чистой случайности обнаружить и самую уединенную хижину в глубине чащи.

К тому же – де Бриак был в том уверен – старый доезжачий прав. Причина, по которой ни один из здешних породистых нюхачей-псов так и не смог ничего отыскать, – река. Убийца не идет за жертвой. На охоту и с охоты он плывет, осуществляя свои набеги глубокой ночью или ранним утром, так ни разу не спугнув жителей прибрежных деревень. И наконец, главное: именно на лодке он оказывается в том роковом водоеме, где на дне лежит столь искомый, но так и не найденный ими песок.

И Этьен с видом генерала, собравшегося изучить порядок будущего сражения, расстелил на столе одолженную князем подробную карту.

Довольный заданием Николенька то и дело сбивался на радостный бег. Но, оборачиваясь на де Бриака, укрощал щенячью стремительность в попытке придать шагу взрослую степенность. К материнским слезам Николя решил отнестись с мужскою снисходительностью – уверенный, что сестра не пропала, а отправилась на поиски восхитительных приключений. И был даже втайне обижен на Эдокси, что та не взяла его с собой. Впрочем, быть толмачом для французского офицера, героя наполеоновских войн, да еще и почтительно называющего Николеньку князем, оказалось делом тоже весьма волнующим. И сейчас они направлялись к папенькиной псарне, о чем уже свидетельствовали крепкий запах со все приближавшимся лаем.

– Уверяю вас, майор, – почти весело повторил Николя сказанное им уже дважды, – лучше Андрона никто не знает здешних мест.

Прикрыв лицо дырявой поярковой шапкой, старый доезжачий спал прямо на сваленной у псарни и предназначенной для выстила собачьих клетей соломе. Андронов храп с подсвистом естественной нотой вплетался в тявканье и визг его питомцев. В дверях псарни прекрасным видением показался дурачок Захар, улыбнулся, обнажив десны, юному князю и майору и побрел себе за псарню с ведрами, полными собачьего фуража: пшенной кашей с рубленым говяжьим желудком.

Де Бриак подошел и двумя пальцами осторожно поднял с лица старика шапку. Тот, последний раз с посвистом всхрапнув, распахнул затуманенные сном глаза, а увидев склонившегося над ним французского офицера, от неожиданности повалился со своего соломенного ложа на землю.

– Господи, избави! – перекрестился он, и тут только заметил стоящего рядом барчука. – И вы здесь, Николай Сергеич!

– Спросите его, Николя.

Тут, подняв голову, де Бриака отметил движение на границе дубовой рощи: князь Липецкий на каурой лошадке, рядом лакей, тоже конный, явно кого-то поджидали. Отвернувшись, Этьен вынул из кармана карту с обведенными на ней кружками, крестами и стрелками. Стрелки указывали на ближайшие пути, ведшие от границы в сторону Приволья и владений Дмитриева. Кресты стояли там, где пути пересекались с рекою. Наконец, кружки отмечали ближайшие к ним водоемы, куда можно было приплыть непосредственно из реки. Из трех кружков два оказались зачеркнуты. Так, один находился слишком близко от того еврейского местечка, где он покупал лекарства для доктора, а второй – от тракта, по которому шли французские войска. Ноготь Этьена ткнул в единственный оставшийся – река в сем месте будто раздваивалась: основная ее часть продолжала течь в сторону Вилии, а другая, тонкая, как волос, на полверсты оторвавшись от материнского полноводного тела, вливалась обратно, создавая на карте нечто вроде игольного ушка. Вряд ли де Бриак и заметил бы его, ежели оно идеально не попадало бы в круг его нынешних поисков. Николя быстро стал объяснять Андрону по-русски: