Ирина Потанина - Преферанс на Москалевке

Вверх по Карла Либхнехта через площадь Дзержинского Морской буквально бежал. Во-первых, потому что явственное ощущение «еще немного и упаду» обязывало как можно скорее оказаться в условиях достойных для «упадка», во-вторых, потому что дома он рассчитывал увидеть Галочку. Увы, квартира оказалась непростительно пуста. В спальне у двери, где раньше скромно ютился рыжий чемоданчик, образовалась зияющая пустота.

«Ах да! Теперь ведь все запреты сняты, Александр Степанович возвращается домой и Галочка, похоже, тоже… Прямо среди ночи? Не простившись? Чего еще я ожидал?» – пронеслось в мыслях.

На подоконнике на блюдце от сервиза сверкало освещенное луной незнакомое кольцо. Морской вгляделся и узнал: то самое, родное, с граненым камнем и косичкою по краю. Лишившись своей сдержанной серости, оно посветлело и сияло теперь, перемигиваясь с уличными фонарями. Галина эту безделушку явно полюбила: начистила, отмыла и… вернула.

– Забыть! Забыть-забыться-заболеть… – пробормотал Морской, прямо в одежде и не выключая свет откидываясь на подушки. Бывали в жизни такие вещи, копаться в которых не стоило. Столкнулся однажды – резануло, поболело – и срочно забывай. Наращивай вокруг прочный слой житейских забот и рабочей суматохи, живи, забыв, не думая и не вспоминая… Морскому было больно, но, вместе с тем, он понимал, что все происходящее – логично и справедливо. Любое чудо хорошо лишь в сказке. А в жизни скоротечные сюжеты и удивительные повороты чаще на поверку оказываются вредными пустыми фантазиями.

– В одежде на постели? – раздался вдруг от дверей встревоженный голос Галочки. – Ты заболел? Быть может, выпьешь чаю перед сном? Владимир?

Морской, раскрыв глаза, смотрел, не понимая.

– Как объяснение с Саенко? – продолжала Галочка. – Сейчас не спрашивать? Да что с тобой такое? Смотри зато, как я отчистила кольцо! Теперь его и носить страшновато. По крайней мере, пока мыла посуду, сняла. Не окунать же такую красоту в таз с мыльною водою…

Морской почувствовал, что вся его усталость испарилась, и бодро подскочил.

Морской и Галочка расписались через две недели. Тихонько, без шумихи.

В отделе регистраций, кроме Ларочки и Александра Степановича Воскресенского, с ними были еще только Света с Колей. И то, потому что именно в этот день суровым служительницам Амура вдруг стукнуло в голову, что без свидетелей расписывать нельзя, а родственники на эту роль не подходят.

– Я только, это, – улыбнулся Коля после дежурных поздравлений, – хотел сказать, что не удержался и сболтнул кое-кому. Они уже вам стол накрыли дома. Всего-то ничего: Галина с Александром Поволоцкие да Игнат Павлович с супругой. Посидим в тесном душевном кругу, отметим. Я подумал, хорошо бы совместить мою благодарность за освобождение с вашим праздником, а они поддержали и решили устроить сюрприз.

– А я вот никому не говорила! – гордо задрала нос красавица Лариса. – Только родителям: маме и папе Якову. Они такой подарок придумали – ты ахнешь!

Морской пожал плечами и хитро подмигнул супруге. Мол, что ты будешь делать – друзья, они такие.

– Я только парочку подружек пригласила! – с наигранным испугом кинулась оправдываться Галочка. – Как, интересно, они там осваиваются с остальными нашими гостями?

– А я позвал всего лишь Тапу с мужем, – внес свою лепту в общую вакханалию Морской. – Ну и, конечно, Нюту. Но с ней пришлось позвать еще двух коллег из перспективных кандидатов на ее судьбу. Анюта с ними давно хотела посидеть в неформальной обстановке и, заслышав про повод, уговорила меня помочь. Ну и еще один фотограф напросился. Он то ли с Тапой хочет обсудить возможности его карьерного прорыва, то ли с Нютой – несостоятельность других ее знакомых. Я точно и не понял.

Все засмеялись.

– Ох, дедушка! – начала Галочка, хватая Воскресенского под локоть. – Не знаю, как ты отнесешься, но день сегодня будет долгий, и я тебя, конечно, никуда не отпущу…

– Меня и два бывших коллеги не отпустят. Если ты мне свой новый домашний адрес верно записала, то они вот-вот подойдут. Я пригласил тебя поздравить лишь двоих, а нас, между прочим, целый бывший профкомитет. Цени мою скромность!

Морской, чуть подотстав, смотрел им вслед и улыбался.

Тревога последних недель наконец отступала. В целом можно было сказать, что бой если не выигран, то уж точно не проигран. Товарища вытащил. Врагов, как ни странно, не нажил. Обрел любовь. А вместе с ней гармонию и умение снова радоваться миру без циничной ухмылки. Жизнь однозначно становилась лучше и внушала оптимизм. Морской хоть и удивлялся немного собственному легкомыслию, но был искренне рад, что впереди – бесшабашные посиделки с друзьями, уютные семейные вечера, много интересной, вдохновляющей работы и, главное, никаких больше подполий, интриг и глупых войн.