Ирина Потанина - Преферанс на Москалевке

– Ты, это, – перебил Саенко, разворачиваясь, – давай-ка без лиричных отступлений. Дом старый?

– 1871 года постройки. Но второй этаж пристроили в 1911 году. Да вы не можете не знать этот кинозал! – Владимир никак не мог остановиться. – Открывшись, кинотеатр звался «Зеркало жизни», потом его переименовали в «Помпей», ну а потом уж в «Жовтень». Тут крутят то же, что везде, но обслуживание куда душевней и бывают даже лекции перед картиной от киноклуба.

– Зачем бы я добровольно на лекцию поперся? – хмыкнул Саенко. – Я и в кинотеатр Карла Маркса потому не хожу, что там, кроме фильмы, еще сопроводиловку всякую развить норовят. Хотя бывал в том зале и оставался доволен, когда он был еще кинотеатром братьев Боммер. Другое дело – 1-й Комсомольский. Пришел по-быстрому, похохотал, ушел… Но ты другое мне скажи. Итак, эта компашка под покровом ночи и отсутствия вечерних сеансов устраивает в «Жовтне» свой кутеж… – Саенко задумчиво постучал пальцами по спинке сиденья. – И приглашение не именное… И еще маска на все лицо… – Тут он решительно глянул на Морского. – Знаешь что? Ступай-ка ты домой, товарищ журналист. Ты свое дело сделал – молодец. Забудь, что видел меня здесь, и занимайся своими делами. Я сам пойду играть.

– Уверены? – Морской, конечно, подобным поворотом был доволен, но из глупой вежливости решил переспросить. Саенко, к счастью, утвердительно кивнул.

Владимир вышел из салона и протянул Галине руку.

– Нет-нет! – вскочив на сиденье и развернувшись к собеседникам, запричитал Саенко. – Ты ж сам сказал – без дамы не пускают. Она пойдет со мной!

– И речи быть не может! – взбунтовался Морской. – Мы так не договаривались. Чего это вы?

Завязалась самая настоящая потасовка. Саенко отпихнул Галочку подальше от Морского, одновременно сумев захлопнуть дверцу машины и кликнуть водителя. Морской нырнул в открытое окно, пытаясь разобраться с блоком замка.

– Куда ты лезешь! – шикнул бывший комендант, оторопев.

Морской, не отвечая, сумел открыть дверцу авто, и тут же получил ощутимый удар в глаз. Рука его при этом как-то неэстетично и совсем не по-джентльменски вцепилась в единственное, за что можно было вцепиться на гладкой голове Саенко, – в ухо. Кулак при этом пришлось немедленно разжать. Саенко, быстро сориентировавшись, поднял стекло окна и крепко придавил им Морского к потолку салона.

– Трогай! – скомандовал водителю.

Какое-то время, задыхаясь и разбираясь с механизмом опускания стекла, Морской нелепо барахтался между салоном и дорогой, унизительно спешно перебирая ногами, чтобы не упасть. Тут Галя распахнула противоположную дверь и выскочила из автомобиля на ходу.

– Стоять! – гаркнул судья. Морской освободился, принял стойку, готовый защищаться, но Саенко, вместо того, чтоб драться, в два прыжка догнал Галину и завернул ей руку за спину.

– Вы что тут оба, подурели? – зарычал он. – Был уговор, что я тут командир. Что это, мать вашу, за бунт?

– Оставьте ее, – стараясь говорить как можно спокойнее, произнес Морской. – Я поручился за безопасность этой девушки, и я не могу отпустить ее с вами.

– А чем думал, когда ее в это дело впутывал? – даже не думал сдаваться Саенко, к ужасу присутствующих вынимая из внутреннего кармана плаща наган. – Она пойдет со мной. Верну, как только будет не нужна. Доставлю на дом лично. Сиди и жди.

– Подождите! – исхитрившись вывернуться из крепкой хватки Саенко и, кажется, просто не заметив оружия, Галина вдруг оказалась возле Морского. – Мы не договорили! Минуточку! – крикнула она с отчаянием, оборачиваясь к Саенко. Морской обеими руками взял девушку за плечи и, легко приподняв, переставил себе за спину. Глядя прямо в глаза нападающему, он прикидывал, станет ли тот стрелять, и если нет, то где здесь можно скрыться.

– Галина, уходи, я попытаюсь задержать, – не в силах скрыть дрожь в голосе, проговорил Морской. И тут… Галина, развернув его к себе, вытерла ему рукавом кровоточащую бровь, пробежалась холодными пальцами по щеке, глянула очень серьезно и… Более горячего, значимого и неуместного поцелуя в жизни сорокалетнего Морского еще не было.

– О господи! Я все-таки решилась, – тихо шепнула она через миг, делая шаг назад и почему-то прикрывая губы ладонью. – Что скажет Ларочка?

– Вас бы должно волновать сейчас, что скажет ее отец! – ощущая, как предательски слезятся глаза, все же попытался пошутить Морской.

– И что он скажет? – быстро спросила балерина.

– Что еще одной большой любви, он, конечно же, не переживет. Что все это, наверно, наваждение, что так нельзя, но что иначе тоже невозможно.