Валерия Вербинина - Дом на Солянке [litres]

«Зачем я это сказал… Нелепо же вышло». Но он поглядел в блестящие глаза Маши, и все рассуждения о том, прилично или неприлично приглашать девушку в кино, вылетели у него из головы.

– Я сегодня не смогу, – сказала Маша. – У меня кружок… Но я что-нибудь придумаю. Может быть, потом…

– Ничего, – уныло ответил Опалин. – Все нормально…

Она махнула ему рукой и пошла прочь. Братец шел возле нее, как маленькая лодочка возле большой, потом отвлекся и на ходу стал пинать какой-то камешек, как мяч.

«Мне срочно надо поговорить с Вандой», – решил Опалин. Он договорился с водителем Харулиным, что тот подбросит его до Дегтярного переулка, и сел в машину.

Дверь открыла худенькая, востроносая девушка с коротко стриженными светлыми волосами.

– Уголовный розыск, – пробурчал Опалин, сразу же проникнувшись к ней неприязнью, – а вы Ванда Богданова?

– Нет, я соседка ее, – ответила девушка, почтительно поглядывая на петлицы гостя. – Вы три раза позвонили, а надо два. Ванда! Угрозыск к тебе! – звонко прокричала она через плечо и сказала Опалину: – Идите по коридору, она дома. Третья дверь, там еще ручка медная.

Она ушла на кухню, а Иван подошел к указанной двери и постучал.

– Ванда Богданова? Уголовный розыск. Откройте.

– Я не одета! – панически пискнули из-за двери. – Подождите…

Иван стал ждать. За дверью кто-то бегал, хлопал дверцами шкафов, потом что-то мягко обрушилось – какие-то картонные коробки, подумал Опалин. Ему надоело ждать, и он постучал снова.

– Сейчас, сейчас! – нервно отозвались из-за двери, и снова за ней стали выдвигаться ящики и хлопать дверцы.

«Уж не собирается ли она удрать через окно?» – забеспокоился Иван, но вспомнил, что они находятся на третьем этаже. Впрочем, в его практике был случай, когда некоего гражданина пришлось снимать с карниза четвертого этажа, причем гражданин упорно не хотел слезать, а когда пожарные все же забрали его оттуда, стал плакать, заламывать руки и ссылаться на лунатизм, который причиняет ему массу хлопот. При обыске в карманах лунатика обнаружили золотой лом и камни, которые принадлежали проживавшему в том же доме ювелиру.

Дверь отворилась, когда Иван уже всерьез начал думать над тем, не вышибить ли ее. На пороге стояла темноволосая куколка с нежными чертами лица и длиннющими ресницами. Она надела яркое платье и подкрасилась. На ногах у нее были белые туфли на небольшом каблучке – последний писк моды, мечта многих женщин.

– Вы – Ванда? – спросил Опалин, взирая на нее сверху вниз с удивлением. Она была почти на голову ниже его.

– Ну, я, – промолвила девушка не без вызова. – Проходите, что ли.

Он вошел. Крошечная комната была завалена шляпными коробками, какими-то бумажными пакетами и тряпками. Чуть ли не треть помещения занимала большая двуспальная кровать. Шкафы были разномастные, очевидно, натасканные из комиссионок: громадный, как броненосец, гардероб и буфет со стеклянными дверцами, но вместо посуды в нем стояли фарфоровые фигурки.

– Вы меня арестуете? – спросила Ванда нервно. – Она мне все время звонит и грозит, что меня арестуют. А я ни в чем не виновата.

– Кто звонит?

– Да сука эта. Надька.

– Домработница Колосковых?

– Какая она домработница – собака, – с отвращением ответила девушка. – Цепная. Только и умеет, что лаять.

Опалин присел на кровать, потому что единственный стол, на котором можно было писать, находился возле нее. Он был немножко растерян – Ванда не очень походила на содержанок, которые попадались ему раньше, – но постарался собраться с мыслями.

– Давайте так, – предложил он, – я буду задавать вопросы, а вы будете отвечать, ничего не утаивая. Если вы ничего не скрываете, вас не арестуют. Это ясно?

– Ясно, – ответила Ванда. Она вздохнула, сняла туфли, поставила их возле двери, одернула платье и села на единственный стул, который имелся в комнате. – Слушайте, я ничего не собираюсь скрывать. Ну, встречалась я с Алексеем Константиновичем…

– Вы одна здесь живете? – спросил Опалин.

– Одна. Вам уже сказали, да? – Она заерзала на месте. – Ну, устроил он мне эту комнату. В прежней-то мы ютились… сколько? Семь человек? Я, отец, мать, брат с женой и ребенком, сестра с ребенком… – Говоря, она загибала пальцы. – Нет, восемь. Брат все пытался меня на жалость взять, как узнал, что Алексей мне комнату выхлопотал: мол, ему с семьей нужнее. Обойдется.

– А как именно Колосков выхлопотал комнату? Каким образом?