Валерия Вербинина - Дом на Солянке [litres]

Ее лицо пошло красными пятнами, глаза сверкали. Маша смотрела на нее с внутренним трепетом. Ксения Александровна провела рукой по лицу и заговорила, стараясь сохранить спокойствие:

– Вот что: если нам будут вопросы задавать – или этот, из угрозыска, или в ГПУ вызовут насчет Склянского, что мы о нем знаем, что можем сказать, – ничего не знаем! Понятно? Отец с ним не дружил, а просто общался. И вообще, Склянский ему навязывался, считал себя важной шишкой, думал, что ему никто не может отказать, а отец не хотел конфликта. Вам все ясно? Никакой дружбы не было, и вообще… Не было ничего! Надя, если его вдова будет звонить, говори, что меня нет дома…

– Хорошо, – вздохнула домработница. – Да ты не переживай так. Все обойдется…

– Я не могу понять, куда Алексей пропал, – сказала Ксения Александровна, не слушая ее. – Вот что меня тревожит…

– Да все ясно – сбежал он, чтобы вас не втягивать, – грубовато ответила Надя. – Понял, что за Склянского взялись всерьез, а потом сюда придут, ну и… Решил пожертвовать собой, чтобы вас не затронуло. Он ведь только о вас и заботился. Ты вспомни, сколько он из-за этой квартиры унижался…

Ксения Александровна как-то странно взглянула на двоюродную сестру.

– Я помню, – ответила она, недобро кривя рот. – Но и Ванду помню тоже…

– А что Ванда? Дырка, она дырка и есть. Для того он и держал ее, а больше она ему ни для чего нужна не была. Не к ней же он сбежал…

– Ты уверена?

– Да конечно. Она же не делась никуда. Живет там же, изредка выходит, морда обескураженная стала. Еще бы – деньги-то небось вышли уже, а новый никто на содержание не берет.

С некоторым опозданием хозяйка дома вспомнила, что дочь находится здесь же, и повернулась к ней. Но, судя по лицу Маши, новость о наличии у отца любовницы вовсе не стала для нее сюрпризом. Правда, в глазах читалась странная растерянность, однако в тот момент мать не придала ей значения.

– Видишь, как жизнь устроена, – сказала Ксения Александровна со смешком. Но чувства дочери все же заботили ее меньше, чем дела мужа, и она снова обратилась к Наде: – Как же он вернется, когда все уляжется? Или не вернется? Как ты думаешь?

– Я думаю, он как-нибудь даст знать о себе, – уверенно ответила домработница и погладила ее по руке. – Весточку пришлет, а может, позвонит… Но не сразу. Сразу ему нельзя: найдут. Ты, главное, не переживай… Он человек умный, если решил исчезнуть, значит, у него другого выхода не было…

– Он должен был меня предупредить, – упрямо проговорила хозяйка дома. – Должен!

– И ты бы его отпустила? Нет, ну сама подумай. О Склянском ведь совсем недавно говорили, что он в Политбюро может попасть… А теперь видишь, как все обернулось…

В комнату ворвались нетерпеливые трели дверного звонка. Ксения Александровна вздохнула и двумя руками помассировала виски.

– Это Шура… Иди открой ему, – велела она своим обычным голосом.

И домработница, немного косолапя, направилась к двери, чтобы впустить младшего брата Маши.

Пока Опалин в Крестовоздвиженском общался с домочадцами Колоскова, Максим Александрович Басаргин во Дворце труда развил бурную деятельность. Он выкурил полпачки папирос, сходил в столовую, обсудил с Ракицким шансы лошадей, которые его совершенно не интересовали, выслушал от Лапина лекцию о международных событиях и даже успел повздорить с писателем Вениамином Летаевым, который явился в редакцию с претензией – почему на фото, которое сопровождало рубрику «Что я пишу», он вышел похожим на уголовника.

– Не удивлюсь, если милиционеры у меня документы спрашивать начнут, – обидчиво заметил Летаев.

– Я тоже, представьте, – поддел его Басаргин. – Скорее уж удивлюсь, если они не будут спрашивать документы…

Летаев был знаменит. Его пьеса шла в столичном театре, повесть опубликовал журнал «Красная новь», а сейчас он вовсю сочинял роман о Гражданской войне, о чем добросовестно отчитался читателям «Красного рабочего». Но с внешностью Летаеву не повезло, и если бы вы встретили его поздно вечером в темном переулке, то как минимум стали присматривать хороший кирпич, чтобы в случае чего отбиться. Как считал Басаргин, фото в газете вполне соответствовало оригиналу. С точки зрения Летаева, против него в газете состряпали заговор и нарочно так заретушировали фотографию, что…

– Поздравляю, – хладнокровно сказал Должанский, выслушав юмористический рассказ Басаргина о том, как он поставил Летаева на место. – Вы нажили себе еще одного врага.