Валентин Лавров - Эшафот и деньги, или Ошибка Азефа

Ратаев согласно закивал:

— Разумеется, после стольких провалов революционеры ходят напуганными. Так что, сударь, ведите свою линию аккуратно, вопросов никогда не задавайте, явным образом к их разговорам не прислушивайтесь. Делайте вид, что вы относитесь к их партийным делам, как к детской забаве.

— Сейчас пытаются объединить все идеологически близкие кружки под эгидой Центрального комитета партии.

Зубатов встрепенулся:

— Вот-вот! Процесс этот крайне нежелателен. Убеждайте сподвижников, что идея объединения обречена на провал: чем крупнее партия, тем больше амбиций и склок, тем больше провокаторов и особенно возрастает риск провала.

Ратаев, желая напомнить о своей значимости, вставил слово:

— Влияйте в том направлении, чтобы социал-революционеры свой штаб вынесли за пределы империи. — Посмотрел на Зубатова. Тот согласно кивнул. — В этом случае руководить партией будет труднее. И повторяю: Иван Николаевич, будьте как можно осторожнее.

Азеф улыбнулся:

— Осторожность с террористами, как с женщиной, хороша лишь до определенных пределов! К успеху ведет решительность и смелость. — Подумал, добавил: — Но если от женщины можно схлопотать по физиономии, то террористы сразу головы лишат.

Зубатов рассмеялся, Ратаев интересовался новостями, Азеф отвечал.

Зубатову этот разговор доставлял истинное наслаждение. Он спросил:

— Кого сейчас эсеры подозревают в доносительстве?

— Александра Алексеевича Чепика.

— Кто такой?

— Один из руководителей московской группы эсеров. Сын, если не ошибаюсь, чиновника. Ему лет тридцать с небольшим. Несмотря на солидный возраст, он все еще студент Демидовского лицея. Это очень энергичный парень, ловкий конспиратор. Он все время болтается по Европе, встречается с революционерами, во все вникает. Я уже писал Леониду Александровичу, — кивнул на Ратаева, — что следить за Чепиком почти невозможно, у него словно на спине глаза. Впрочем, Чепик собирается в Россию. Было анонимное письмо, в котором Чепик назывался «провокатором». Хаим Житловский пытался устроить за ним слежку, но тот сразу ушел от хвоста. Это еще более усилило подозрения. Об этом мне сам Житловский говорил.

Зубатов улыбнулся:

— Чтобы снять с революционера подозрения, его надо в тюрьму посадить.

— А еще лучше — повесить, — добавил Азеф. — У нас в Ростове жила тетя Циля. Она постоянно жаловалась на болезни, но ей никто не верил. Тетя Циля вдруг умерла. Тогда люди сказали: «А ведь и впрямь болела!»

Полицейские хохотнули: остроумие агента им пришлось по вкусу.

Доклад осведомителя нередко напоминает рассказ охотника: то же хвастовство, то же постоянное привирание, то же недоверие слушателей, которое они старательно скрывают, и большой общий интерес к этому самому разговору. Зубатов сыпал вопросами, как любознательный младенец:

— Не было ли слухов об организации каких-либо преступных актов? Где и какие образцы партийной литературы печатают или собираются печатать? Кто помогает эсерам деньгами? Нет ли у вас случайных сведений о замыслах уголовного порядка: о подготовке экспроприаций, убийств и прочего?

Азеф отвечал очень толково и кратко. Зубатов продолжал расспрашивать:

— А как, Иван Николаевич, у вас сейчас складываются отношения с руководством эсеров?

Азеф весело улыбнулся:

— Так они меня уже прозвали «бомбистом»! Я им объясняю: террористические акты — это самый короткий путь к свержению самодержавия! А у них уже только от этих слов сердце в пятки уходит, и смотрят на меня, как на безумца.

— Замечательно! Будьте другом революционеров, но сами таковым не становитесь.

Азеф согласно кивнул:

— Можно лечить холеру, но не надо ею заражаться!

— Нас больше всего интересуют два аспекта: организация террористических актов и создание подпольных типографий, — продолжал Зубатов.

Азеф закусил нижнюю губу, завел глаза к потолку, вдохновенно сочинял:

— Понимаю, понимаю… К примеру, Хаим Житловский, эта еврейская морда, подбивал меня пойти на убийство великого князя Константина Романова, это который поэт.

Ратаев удивился:

— К. Р.? Зачем? Великий князь так далек от политики…

— Я то же самое сказал Житловскому: «Это же национальное достояние, не хуже Семена Надсона!» Вроде пока что убедил. — Сделал страшную мину, вновь перешел на шепот: — И еще мне удалось Житловского напоить, и он проболтался: организация социалистов планирует убийство самого государя.