Валентин Лавров - Эшафот и деньги, или Ошибка Азефа

— Меня в ближайшее время должны были принять во фрейлины государыни. Здесь же, на балу, я исполняла бы роль продавщицы цветов. Когда я вручала бы букет государю, то застрелила бы его из револьвера, спрятанного в цветах. Револьвер лежит в библиотеке, в секретном ящичке. Отпустите, я больше не буду!

…Револьвер нашли быстро. Пули оказались подпилены и отравлены стрихнином. Это был стиль печальника о нуждах народных Герша-Гершуни.

После нескольких месяцев пребывания Татьяны в тюрьме папаше-губернатору удалось освободить дочь-убийцу и отправить ее подальше от брегов отчизны беспокойной. Миллионерша-красавица поселилась в альпийском городке Интерлакен, сказочно расположенном между горных озер Тунское и Бриенцское. В отеле для миллионеров «Юнгфрау» губернатор для своего озорного чада снимал пятикомнатный люкс. Здесь у девицы психическое заболевание обострилось.

В «Юнгфрау» она познакомилась с крупным миллионером из Парижа Шарлем Мюллером, пожилым, безобидным и одиноким человеком.

Леонтьева с первой встречи стала обращать на миллионера какое-то болезненное внимание, которое тот трактовал себе в приятном смысле. Более того, Мюллер, видя внимание русской красавицы к нему, присылал ей каждое утро корзину роз. И тут произошло то, о чем с любопытством и ужасом писали газеты всего мира.

Однажды вечером Татьяна, которая все время пребывала в меланхолии и одиночестве, прогуливалась вдоль озера. Вдруг увидала, что ей навстречу идет Мюллер. Когда миллионер подошел ближе, Татьяна вгляделась в его черты, взяла за руку и страшным шепотом произнесла по-французски:

— Петр Николаевич, я вас узнала! Вы так часто бывали в нашем петербургском доме, что, едва увидев вас, я поняла — это же министр внутренних дел Дурново! Конечно, вы скрываетесь под чужой фамилией, и правильно: на вас замышляют… Открою правду: жить вам осталось совсем чуть-чуть, — показала двумя пальчиками: — Вот столечко.

Мюллер был весьма поражен странным поведением девицы и даже пытался объяснить ее заблуждение, но напрасно: больной рассудок доводов не приемлет.

На другое утро, как обычно, посыльный принес от Мюллера корзину свежих роз. Татьяна Леонтьева взяла две розы, спрятала в платье браунинг и спустилась на веранду к завтраку. Она подошла к улыбавшемуся ей Мюллеру, вежливо поклонилась и ласково сказала:

— Петр Николаевич! Спасибо за свежие розы, человек вы прекрасной души. Если я полюблю кого-нибудь, то только такого, как вы. А теперь я вынуждена прервать ваш завтрак и привести приговор. Вы допили вино? Тогда прощайте, мой друг! — Неспешно достала браунинг и выпустила в старого Мюллера весь заряд. Когда старик свалился замертво, убийца положила на него две розы.

В швейцарской тюрьме она повесилась.

Татаров тем временем продолжал бурную деятельность. Он сумел проникнуть в ЦК партии. Теперь ему стали доступны большие секреты и немалые деньги, но, в отличие от Азефа, он не умел просчитывать свои ходы и заглядывать в будущее. По простоте душевной он сдал полиции всех, кого знал. Более того, ходил в тюрьму на опознание арестантов. Это было серьезной ошибкой.

В последние дни марта департамент широким неводом с мелкими ячейками прошелся по тем местам в Петербурге, где водились эсеры, и почти всех отправили на нары. На свободе остались член ЦК Татаров да заслуженный партиец по фамилии Тютчев, ну, понятно, и те, кого Татаров не знал.

Азеф без всяких затруднений решил ребус, который сам много раз составлял в соавторстве с охранкой: «Кто выдал? Тютчев вне подозрений, и он оставлен в видах охранения агентурного источника. Какого? Он дружил с Татаровым, стало быть… — Азеф рассмеялся. — Конкурент мне нужен, как лягушке аэроплан!»

Азеф догадывался, что в своих доносах Татаров не забыл и его упомянуть, а в этом случае его, Азефа, пребывание на свободе становилось подозрительным. Но главное, Азеф употребил много усилий, чтобы сплотить развалившийся было боевой отряд, ибо такой отряд придавал Азефу вес в партии и находился под контролем департамента. Теперь снова приходилось начинать почти с нуля и при этом отчаянно лавировать между охранкой и боевиками. Не выдать — поставить себя под подозрение в двойной игре, выдать — понизить свои фонды. И вся эта большая головная боль только потому, что завелся в руководстве партии доносчик. Следовало неотложно принимать операционные меры, но делать все следовало осторожно.