Борис Сударушкин - Секрет опричника; Преступление в слободе

– Логично, – поддержал Марка историк.

– Отравить могли не только ртутью, – проворчал Пташников. – Наверное, тогда уже имелись и другие яды, которые труднее обнаружить.

Как только речь коснулась медицины, в разговор вступила Ольга.

– Правильно, – согласилась она с краеведом. – Кроме ртути, как отравляющие вещества были известны фосфор и сурьма, растительные яды вроде белены и цикуты. Наконец, еще в восьмом веке арабский алхимик Джебер изобрел мышьяковый ангидрит, ставший самым распространенным ядом, особенно в правящих верхах. И на то были свои причины – мышьяк не имеет ни запаха, ни вкуса, поэтому его легко подмешать в любую пищу, а симптомы отравления похожи на холеру.

– Значит, мышьяковое отравление нельзя определить? – допытывался краевед от Ольги точного ответа.

– Надежный способ нашли только в конце прошлого века – обнаружили, что мышьяк накапливается в волосах. По тому, как он распределен по длине волоса, научились определять, сколько времени давали яд, с какими перерывами. Так с помощью этого метода пришли к выводу, что Наполеон умер не своей смертью, не от рака желудка, как утверждали английские тюремщики, а в течение четырех месяцев ему подсыпали в пищу мышьяк, в результате чего и последовала смерть.

– К сожалению, волосы Грозного не сохранились, поэтому определить, был ли он отравлен мышьяком, невозможно, – выслушав четкий ответ Ольги, сказал Марк.

– В таком случае версия об отравлении Грозного остается в силе, – твердо произнес Пташников. – Я не смог ее доказать, вы не смогли ее опровергнуть!

Марк был вынужден согласиться с краеведом, не нашел возражений и Окладин. А мне по-прежнему не давало покоя преступление в Александровой слободе. Каковы же подлинные мотивы этого убийства?

Первым на мой вопрос ответил Окладин:

– Я остаюсь при своем мнении – убийство произошло в результате роковой случайности и безудержной ярости царя. Был ли он душевнобольным – пусть отвечает будущий эскулап, который, как оказалось, проявляет повышенный интерес к судебной медицине, – с улыбкой посмотрел Окладин на Ольгу.

– Без полного обследования Грозного вынести окончательный диагноз, была ли у него паранойя, невозможно. Однако есть все основания считать, что он обладал ярко выраженными психопатическими чертами характера, которые могли толкнуть на неспровоцированное убийство, – с шутливой серьезностью произнесла Ольга, словно зачитала выписку из истории болезни.

– А что скажет криминалистика? – обратился я к Марку.

– Вероятно, назвать подлинные мотивы убийства теперь уже невозможно – осмотр места преступления не произведен, нет вещественных доказательств, нельзя допросить убийцу и свидетелей, а сохранившиеся письменные показания слишком противоречивы и неубедительны.

Я ждал, что ответит Пташников.

– Возможно, заговора и не было, но Грозный мог ошибочно поверить в него, на мгновение увидеть в царевиче врага. И сразу пришло прозрение, но было уже поздно, – уклончиво проговорил краевед.

– Значит, это убийство так и останется преступлением с невыясненными мотивами?

Я не заметил, как этот вопрос произнес вслух.

– Не расстраивайся, – успокоил меня Марк. – Такие преступления встречаются и сейчас. Кто знает, может, со временем отыщутся какие-то новые, достоверные документы, которые прольют свет на это убийство?

Пташников бросил на Марка такой взгляд, словно нечто важное и значительное открылось краеведу в эту минуту.

А я с горечью еще раз подумал, что столько времени ушло на разговоры о преступлении в Александровой слободе, но раскрыть его мотивы нам так и не удалось. Может, именно потому, что это было, выражаясь юридическим языком, немотивированное убийство?

В комнате зависла тишина, которая возникает, когда собравшиеся за столом ждут от одного из них объяснения какого-то странного происшествия. Вот и сейчас наши взгляды все чаще стали останавливаться на Марке – он единственный мог удовлетворить наше любопытство.

В конце концов Марк и сам почувствовал, что настало время проинформировать нас, каким образом он очутился в Ярославле и что предшествовало аресту, свидетелями которого все мы были.

Рассказ получился длинный и с такими неожиданными поворотами, что иногда мне даже не верилось – действительно ли все это произошло на самом деле?

Но больше всего меня удивило начало этого рассказа. Мне даже подумалось, что оно вообще не имеет никакого отношения к событиям, связанным с историей семьи Теминых и – уж тем более – с загадкой Сорни Эквы.