Лариса Капелле - Велесова ночь

Угроза была слишком явная. Софья, не выдавая охватившего ее волнения, изо всех сил старалась сохранять спокойствие. Курицын же, явно наслаждаясь забил последний гвоздь.

– О вас единственно печалуясь, княгиня, позвольте еще слово молвить. Не хорошо это, что вы бабе слободской Марфе Бусыгиной в своих покоях светелку выделили. Не след великой княгине московской с ворожеями да чернокнижницами знаться. Давно мы на эту бабу глаз положили, да и подозрение на ней лежит тяжкое!

– Марфа не чернокнижница и не ворожея, она – знахарка! – подобравшись словно перед прыжком, почти прошипела Софья, – да и потом, не простому дьяку царевне царьградской указывать, с кем ей водиться. Если я решила, что Марфа мне нужна и что нет за ней никакой вины, значит так тому и быть!

– Это вы верно заметили, царевна, – смиренно склонил голову Курицын, – вы сами выбираете, и Бусыгину вашу мы трогать не будем, а вы о Патрикееве беспокоиться забудете.

Сказав это, он в упор посмотрел на Софью, та опустила глаза и только кивнула головой, словно закрепляя их негласный договор о ненападении. Голос Курицына помягчел, и он уже другим, увещевающим, почти отеческим тоном продолжил:

– Зря это вы, княгиня Софья, затеяли порядки наши на византийские менять. Мы не зря долго и пристально за родиной вашей следили. Цесаркая власть, Богом даденная, как вы князю нашему внушаете, от гибели бесславной империю вашу не спасла, поэтому и нам она не надобна. Власти всегда противовес надобен. Один за всех решать не может и не должен. Ни одна душа человеческая груза власти немерянной не выдержит, надорвется, и разум помутится.

– Неправда твоя, дьяк, ты по своей темноте так думаешь, истину принять не хочешь, заветами старины жить желаешь. Да только и в прошлом было, когда один должен был за всех решение принимать. Забыл ты, как Дмитрий Донской на Куликовом поле татар побил. Тогда он один решение принимал. Рязань думала отвратить погром покорностью, Тверь, Вятка, Ростов, Владимир, Псков да Господин Великий Новгород затаились и ждали, кто кого одолеет. Только князь Дмитрий решился и повел рать свою на защиту Руси. Если нет человека, способного Русь объединить и на единое дело повести, то и не будет держава наша великой. Только единая власть цесарская, Богом даденая, державу нашу поднять способна.

– Дмитрия Донского вспомнила царевна, – возразил Курицын. – Так ведь он не один татарам поперек горла встал. Одного его они бы и не заметили. Мужи храбрые с ним стеной стояли, потому и победил. Власть с людьми, с народом быть должна и перед ними ответ держать. Государство, оно не на горе Олимп быть должно, а чтобы каждый самый малый и защиту, и помощь ее чувствовал.

– Власть цесарская от Бога, и только перед ним нам ответ и держать. И не вам, простым смертным, царевне царьгородской указывать. И ошибаешься ты, дьяк, если думаешь, что только о себе печалуюсь. Русь мне родина теперь. Хочу я детям моим державу сильную и единую передать.

– Детям твоим, княгиня Софья… – задумчиво проговорил Курицын, – значит детям твоим… Ивана Молодого ты уже похоронила, – констатировал он, и в голосе его зазвучали угрожающие нотки. – Византию проклятую свою решила на земле русской возрождать!

– Ошибаешься ты, если думаешь, что моя это воля, – не скрываясь заговорила Софья, карты на стол были уже выложены и играть дальше не имело смысла. – Это воля Господа нашего! Али забыл ты, кем Русь была крещена, кто спас ее от пламени адского и веру истинную принес?! Византия одна веру истинную хранила, но пришел черед Руси, от моей родины веру свою получившей, огонь нести. Старина ваша никому не нужна, ее и нет вовсе. Государство сказками такими жить не будет, чтобы другие народы преклонялись, другая сила нужна. У вас нет прошлого, а у Византии тысячелетия за плечами!

– У нас есть прошлое, и оно не византийскими змеями наплеванное, – четко проговорил Курицын, – и про то, что ты Русь детям своим оставишь, великая княгиня, это сказка быстро сказывается, да только дело за ней не всегда успевает.

И уже напоследок в первый раз уставил холодный взгляд немигающих глаз на Софью и, медленно и четко проговаривая, словно гвозди забивая, выдал напоследок:

– Совсем запамятовал, матушка княгиня, может, вам это и неинтересно вовсе, да отправили мы дворянского сына Щавея Скрябина к князю Семену Бельскому в Ржеву. Заскучал молодец в свите наследника нашего, вот и решили мы его на дело ратное отправить.

Кровь отхлынула от лица Софьи, а Курицын почтительно поклонился и не торопясь отправился восвояси. Великая княгиня дождалась, пока за Думным дьяком захлопнется входная дверь, вскочила и в бессильной ярости заходила по палате. Потом успокоилась, присела. Ну что ж, подумала она про себя, если она и проиграла, то не все потеряно. Главное, что Марфу оставят в покое. Сейчас самое важное – родить сына! Софья умела ждать, настанет день и придет черед и Ивана Молодого, и Патрикеева и самого Курицына. Рано радуетесь, Федор Васильевич! Она знала, что блюдо мести надо есть холодным. Терпения и хладнокровия наследнице Палеологов было не занимать.