Артур Таболов - Кэш

— Не ври, — вмешалась Серафима. — «Росинвест» принадлежит тебе. Это данные Московской регистрационный палаты. А там не ошибаются.

— К чему этот разговор? — прямо спросил Олег Николаевич Раису. — Не просто так же ты его затеяла. Договаривай до конца.

— Не торопись, дорогой. Сначала посмотри небольшое кино. Девочки, выйдите, — приказала она дочерям.

— Ну вот еще! — фыркнула Ангелина. — А то мы не видели порнухи. Видели и покруче!

Раиса тяжело поднялась из-за стола, сунул в плеер кассету и включила воспроизведение. Сначала Олег Николаевич ничего не понял. Какая-то квартира, разобранная кровать. Потом в кадре появилась блондинка и начала под музыку раздеваться. Она была очень хороша: стройная фигурка, большие, еще не обвисшие груди, длинные ноги. Вдруг Олег Николаевич замер: это была Елена Георгиевна, пресс-центр «Росинвеста». Камера переключилась на кровать, на которой возлежал он, голый, плешивый, пузатый, с тощими волосатыми ногами. Пресс-центр переместилась к нему, затеяла игру, призванную возбудить его мужские достоинства.

— Выключи! — приказал Михеев.

— Неужели не интересно? — удивилась Раиса.

— Выключи! — рявкнул Олег Николаевич.

— А нам очень интересно. Правда, девочки?

Олег Николаевич схватил с журнального стола вазу и запустил ею в экран телевизора. Кино кончилось.

— С тебя еще восемнадцать тысяч. За телевизор, — хладнокровно констатировала Раиса. — А теперь я скажу, зачем этот разговор. Ты пришел в нашу семью голый, как воробей, только что вылупившийся из яйца. У меня никогда не было иллюзий, почему ты женился на мне. Ты рассчитывал на связи отца.

— Это было самой большой моей ошибкой, — буркнул Олег Николаевич.

— И ты не ошибся, — продолжала Раиса, не слушая его. — Благодаря связям отца ты поднялся и решил, что пора начать новую жизнь. С этой шлюхой или с другой, это неважно. Но ты просчитался, дорогой мой. Я не хочу сидеть и ждать, когда ты придешь со страдающим видом и скажешь, что полюбил другую и нам нужно расстаться. Завтра я подаю заявление о разводе и разделе совместно нажитого имущества. Эта квартира в совместно нажитое имущество не входит, она завещана мне отцом. Так что будет лучше, если ты уберешься из неё уже сегодня. А всё остальное входит. И дача, хоть она записана на тебя. Не нужно мне сочувствовать, Михеев. Меня вполне утешат миллиард триста миллионов рублей, которые я получу по суду. А я их получу, можешь не сомневаться.

Олег Николаевич извлек видеокассету из плеера и молча вышел из квартиры, не оглянувшись ни на жену, грузной тушей возвышавшуюся за столом, ни на притихший дочерей, не ожидавших, вероятно, такого исхода разговора.

Николай Степанович не успел поставить машину в гараж и минут через двадцать подкатил к дому.

— В Выхино, — приказал Михеев.

— Когда за вами заехать? — спросил водитель, привыкший к тому, что визиты в Выхино обычно затягиваются до утра.

— Никуда не уезжай, жди!..

Олег Николаевич открыл квартиру своим ключом, миновал темную прихожую и в комнате включил свет. Картина, представшая ему взору, очень напоминала кино, которое он только что видел, только на кровати барахтался с пресс-центром не он со своим пузом, а нечто молодое, очень физкультурное и длинноволосое.

— Ой! — испуганно сказала пресс-центр и попыталась закутаться в простыню.

Нечто длинноволосое сразу сообразило, что его присутствие в этой ситуации излишне, поспешно натянуло штаны и ретировалось, опасливо оглядываясь на Михеева, застывшего посреди комнаты мрачной глыбой.

— Это мой брат, — поспешно сказала пресс-центр. — Он приехать погостить в Москву, ему негде было переночевать.

Олег Николаевич показал кассету.

— Как появилась эта кассета? Не ври, я всё знаю.

— Это шутка! Честное слово, шутка! Я попросила одного мальчика поставить камеру и снять нас. На память. Мне было так приятно смотреть эту кассету, когда тебя нет!

— Как она оказалась у моей жены? Принесла сама?

— Нет, что ты! Попросила одну девочку.

— Когда?

— Когда попросила?

— Когда принесла!

— Месяца два назад. Или три. Точно не помню. Не сердись, Олежек! Ты говорил, что с женой давно не живешь, но не можешь развестись с ней, потому что у вас дети. И я подумала.

— Что ты подумала?

— Что это поможет тебе принять решение. Ну, развестись.

— И жениться на тебе?

— Ну да! У нас была бы очень хорошая семья, я бы тебя так любила, родила бы тебе чудесных крошек, мальчика и девочку… Я сделала что-то не так?