Артур Таболов - Кэш

К вечеру 19-го августа он из любопытства он подъехал на Краснопресненскую набережную. Машину оставил возле гостиницы «Украина», вместе с толпой прошел к Белому дому. На улице стояла колонна танков, но вид у них был не устрашающий, а довольно мирный. Экипажи сидели на броне, покуривали, пересмеивались с москвичами. В дулах танков торчали какие-то красноватые цветки, везде одинаковые. «Девушки подарили?» — спросил Олег у танкиста. «Какие там девушки, — ухмыльнулся тот. — Старшина!»

Возле Белого дома бурлила толпа, происходила какая-то жизнь. Куда-то тащили арматуру и бетонные столбы, катили огромные деревянные бобины из-под кабеля — строили баррикады. Но по большей части кучковались возле тех, у кого были транзисторы, напряженно слушали радио «Свобода». По радио передавали, что Горбачев в Форосе. В толпе появлялись какие-то озабоченные люди, военные и штатские, на ходу отдавали приказания. Олег узнал среди них вице-президента Руцкого, примелькавшихся по телевизору депутатов. Покрутившись возле Белого дома часа полтора и подкатив к баррикаде бобину, с трудом пристроившись к облепившим ее энтузиастам, Олег решил, что остальное лучше смотреть дома по телевизору и начал выбираться наружу. И тут на него наскочил какой-то человек в камуфляже без знаков различия, весело приветствовал и сразу спросил:

— Ты на машине?

Это был Гольцов. Олег даже не сразу его узнал — из-за камуфляжа и сильно загорелого лица.

— Да, а что? Ты как здесь? Я слышал, ты в Венесуэле.

— Проехали. Дуй в ресторан «Загородный», забери всё, что они наготовили, и вези сюда. Скажи — от меня, они знают.

После «Загородного» пришлось смотаться на базу райпищеторга в Филях, потом в типографию за тиражом экстренного выпуска демократических газет. Несколько раз «Жигули» Олега останавливали военные патрули. Услышав фамилию Гольцова, пропускали.

Стемнело, начал накрапывать дождь. Толпа у Белого дома не уменьшилась, но будто помолодела. Жгли костры, пели под гитару. По «Свободе» передавали тревожные сообщения, но на площади никакого напряжения не ощущалось. Совсем другая атмосфера было внутри Белого дома, куда Олега провел Георгий. Трезвонили телефоны, хрипели милицейские рации, по коридорам быстро проходили хмурые люди. Гольцова знали. Он с кем-то знакомил Олега, представляя: «Мой друг». Фамилии этих людей ничего не говорили Олегу, он сразу их забывал. И только позже узнавал по телевизору: рыжий Чубайс, пухлый Гайдар, худосочный, словно бы чахоточный Хасбулатов. На лестничной площадке, куда Георгий вышел покурить, они неожиданно столкнулись с группой людей, спускавшейся вниз. Впереди шел Ельцин — обрюзгший, с растрепанной прической. Георгий посторонился, почтительно поздоровался. Ельцин приостановился, хмуро вгляделся.

— А, гидротехник! Как же, помню.

Пожал Георгию руку и проследовал дальше.

— Откуда он тебя знает? — спросил Олег.

— Пересекались. Давно, когда я Нижне-Кутскую ГЭС строил. Чуть под суд меня не упёк.

— За что?

— Да было дело. Надо же, запомнил. Вот что значит бывший прораб! Всех помнит!

Лицо Георгия оживила улыбка, как бы даже растроганная.

Тревожная ночь в Белом доме сообщила Олегу чувство причастности к дальнейшим событиям. За ними он следил по телевизору. Втайне от тестя радовался триумфу Ельцина, ликовал вместе со стотысячной толпой на площади Свободной России, даже не подозревая, как эти события отразятся на его жизни.

6 ноября 1991 года указом президента Ельцина деятельность КПСС была запрещена, ее организационная структура распущена. Тестя свалил тяжелый инсульт.

8 декабря 1991 года президенты России, Украины и Белоруссии подписали Беловежское соглашение, денонсирующее договор 1922 года о создании Союза Советских Социалистических Республик.

СССР перестал существовать. Все союзные министерства закрылись. В их числе и Минпромстрой СССР.

Удар был страшный. В одночасье Олег оказался безработным с парализованным тестем в инвалидной коляске, с двумя дочерьми и неработающей женой на руках, с умеющей только командовать тещей. Он растерялся. От растерянности сунулся в Минпромстрой РСФСР, хотя заранее знал, как его там встретят. Так и встретили — злорадными ухмылками. В кадрах заверили, что специалист с таким опытом руководящей работы им нужен, но вакансий пока нет. Либерализация цен обнулила все немалые семейные сбережения. Из дома быстро исчезли ценные вещи — ковры, дубленки Раисы, картины и антиквариат из кабинета тестя. Как жить?