Валерия Вербинина - Иван Опалин. 9 книг [Компиляция]

"Ну Карп, ну хитрец, — внезапно сообразил Опалин, — нарочно дал мне такое муторное дело, чтобы я завяз в нем и не занимался бандой Стрелка. Вот возьму и напишу: несчастный случай, и катитесь все… Подумать только, если бы я сидел с другой стороны вагона, то сам мог бы увидеть, что именно тогда произошло… Или не мог? Туман, чтоб его…"

Он решил, что на сегодня с него хватит Евлаховых, Прокудиных и всего, что их окружало, и отправился на Садовую-Сухаревскую — к Матвею Сироткину, у которого рассчитывал навести кое-какие справки насчет Ярцева.

И там его ждал настоящий удар.

— Видишь ли, Ваня, — смущенно сказал Сироткин, — я бы с удовольствием тебе рассказал все, что знаю, но от вас звонили и строго-настрого запретили давать тебе любую информацию. Ты, говорят, с ним приятельствуешь, он наверняка к тебе пойдет, так вот: не надо ничего ему говорить. Так что извини…

Ваня сидел, сгорбившись и свесив руки между коленями, и смотрел на коллегу глазами побитой собаки. Опалин и сам не знал, что именно его задело больше всего — то, что ему не доверяли, или же то, что его просчитали и действия его предугадали, да еще настолько точно.

— Я ни в чем не виноват. — Он знал, что оправдываться нельзя, но его все же тянуло объясниться. — Я просто хотел…

— Нет, Ваня, — покачал своей большой лохматой головой Сироткин, — нет. И давай закроем тему.

Опалин относился к людям, которых препятствия только раззадоривают — но на сей раз препятствий оказалось слишком много, а дело, которое ему поручили, вдобавок поглощало большую часть его ресурсов. Идя по улице после разговора с Матвеем, Иван почувствовал, что начал колебаться. "Может быть, в самом деле стоит отступиться? — нашептывал ему внутренний голос. — Когда все против тебя…"

"Да что против меня? — тотчас же возразил он сам себе. — Ничего еще не решено". Но по опыту он уже знал, что колебания чаще всего являются признаком отступления. А Опалин ненавидел отступать, ненавидел признавать свое поражение.

Чтобы отвлечься от неприятных мыслей, он отправился на Большую Дмитровку, рассчитывая поговорить с учительницей немецкого и с подозрительной домработницей. Но учительница, как сообщили соседи, еще не вернулась с работы. Зато домработница оказалась дома. Тетка, у которой она снимала угол и которая впустила гостя, была столь злобна на вид, что Опалин сразу же пожалел, что сказал о том, что он из угрозыска. "Как бы она девчонку не сожрала", — подумал он с беспокойством, озираясь и ища местечко, куда бы сесть. В углу была железная кровать, отгороженная от остальной части комнаты старой ширмой, и больше ничего. Пришлось сесть на кровать, рядом с девушкой.

— А зачем угрозыск, что случилось? — спросила Наташа, с беспокойством глядя на него. — Я в жизни ничего ни у кого не брала…

— Да это по поводу вашей знакомой, которая угодила под трамвай, — произнес Опалин как можно громче, чтобы тетка, которая в этот момент находилась за ширмой, все услышала. Наташа смотрела на него, не понимая. Это была крупная, пышногрудая, симпатичная деревенская девушка с почти белыми волосами, заплетенными в две косички. Платьице ее, сшитое из дешевой однотонной материи, было ужасно. Опалин подумал, что, если приодеть Наташу, она не то чтобы затмит всех красивых женщин, которые ему встречались, но будет выглядеть среди них весьма достойно. Во всяком случае, ему стало ясно, почему Анна Андреевна приревновала его собеседницу и выставила ее из дома.

— А кто угодил под трамвай? — спросила Наташа.

— Галя Евлахова.

— А!

В этом коротком возгласе было больше недоумения, чем любых иных чувств. "Нет, она ни при чем, — подумал Опалин, который не переставал пристально наблюдать за своей собеседницей. — Точно ни при чем".

— Это какие Евлаховы — те, которые тебя выгнали, что ли? — желчно крикнула тетка из-за ширмы, и Иван убедился, что домашняя ЧК не дремлет.

— Они, — ответил он за Наташу.

— Ну так она и месяца там не проработала! — крикнула тетка. — И кобель этот к ней приставал!

— Какой кобель?

— Да этот… Аристарх! Из Моссовета! Сволочь та еще… И за работу ей заплатили меньше, чем должны были!

Наташа сидела, часто моргая и заливаясь краской, и Опалин видел, ей стыдно, что подробности ее жизни вызнает посторонний человек, что тетка так неделикатна и рубит сплеча, что в жизни у самой Наташи нет ничего, кроме этой кровати, скверного платьица и неопределенных перспектив. Казалось, девушка вот-вот заплачет, и Опалину стало ее жаль.