Жозе Душ Сантуш: Последняя тайна

— Вы настоящая мумия! Рамзес II — ни дать, ни взять! — пошутила доктор медицины.

— Вам бы только насмехаться!..

— Ладно уж, неженка! — попеняла ему врач. Наклонившись, она взяла карту больного и быстро оценила новые записи коллег. — Чуть что, сразу в слезы, как маменькин сынок!..

— Да, вам шутить вольготно, а мне каково?! Это же не шуточки — куча шрамов на лице! — запротестовал Томаш.

— Опять вы за свое…

— Знаете, какое прозвище мне дадут студенты на факультете? Скарфейс — как в том фильме. Будут смеяться надо мной, а то еще хуже придумают — Франкенштейн, например!

Его мелодраматические причитания вызвали легкий смешок у доктора Лесли:

— А знаете, какое у меня здесь прозвище? Волшебные руки! Хотите знать, почему? Потому что я творю чудеса на операционном столе. Гарантирую, что вы покинете эту больницу без единой царапины на лице. Кожа будет, как у младенца. И вернетесь домой все тем же красавчиком!

— Честно?

Доктор приложила руку к сердцу, прикрыв полоску с вышитыми на халате личными данными, и, придав лицу подобающее выражение, торжественно произнесла:

— Cross my heart![62] Cross my heart! — Клянусь! ( англ. ).

Клятва, пусть и шутливая, малость успокоила пациента. Томаш удобнее устроился на подушке. Неизвестно почему, но постельный режим превращал его в ужасного плаксу. Так было с детства и, судя по всему, это счастливое время продолжалось.

— Но если я замечу малейшую царапину на лице, напишу на вас жалобу, — предупредил строго португалец. — Причем сразу в профсоюз врачей!

— Ой! Прошу вас, не делайте этого! — картинно взмолилась доктор Лесли. — Мне уже страшно!

— Еще бы вам не было страшно после такого жестокого обращения со мной!..

Между тем врач закончила просмотр свежих записей в карте и вернула ее на место — в специальный карманчик на спинке кровати. После этого она снова обратилась к своему пациенту. На сей раз, стерев улыбку с лица, будто ее там никогда и не было.

— С вами хочет поговорить господин Аркан.

Португалец не скрыл своего удивления.

— Как он себя чувствует?

— А как вы думаете? — ответила вопросом на вопрос доктор Лесли. — Он получил две пули в спину, причем одну из них еще предстоит извлечь из легкого. Совсем скоро займусь именно этим.

— Вы полагаете, он будет в порядке?

Врач уверенно кивнула головой.

— Нисколько не сомневаюсь. Мы уже собирались приступить к анестезии, но он попросил отложить начало операции, чтобы поговорить с вами, — она внимательно посмотрела на португальца. — Вы в состоянии дойти до хирургии своим ходом или лучше позвать медперсонал с инвалидным креслом?

Томаш резво убрал простыню и спустил ноги с кровати. Доктор Лесли хотела было ему помочь, но он остановил ее порыв решительным «нет» правой культи.

— Я сам! Я смогу, вот увидите!

Сидя на краешке постели, португалец привстал и осторожно перенес вес тела на ноги. Он чувствовал, как они ослабли, ощущал непривычную дрожь, но стоял, пока опираясь рукой о спинку кровати. Не торопясь, опустил руку и выпрямился.

— Браво! — порадовалась за него Лесли Кошет, захлопав своими «волшебными руками». — Замечательно! Вот он — настоящий мужчина!

Последняя фраза показалась Томашу отчасти снисходительно-двусмысленной, но он был не в претензии: он самостоятельно встал на ноги и был горд содеянным. После всего, что произошло в аду Святая святых, процесс выздоровления протекал достаточно быстро, и совсем скоро его выпишут. Через какое-то время он вернется туда, к здоровым!

Ах, как хорошо жить!

— Готовы? — госпожа доктор прошла вперед и оказалась в коридоре первой, показывая дорогу. — Пойдемте сюда!

Движения человека в пижаме, следовавшего за фигурой в белом халате, были не очень уверенными и ловкими: Томаш еще ощущал физическую слабость. И все же он шел на поправку гораздо быстрее, чем мог предположить: даже есть силы ходить на своих двоих! Опять же сама эта прогулка пойдет, несомненно, на пользу.

В кармане пижамы заиграла музыка. Португалец неуклюже вытащил мобильник и посмотрел на экран: мама. Нажал зеленую клавишу и приложил прибор к уху.

— Мама, здравствуйте! У вас все в порядке?

— Ай, сынок! Я так на тебя сердита! — раздался любимый голос на другом конце линии.

Сердце Томаша беспокойно забилось: он ничего не сообщил матери о событиях последних дней, но, очевидно, нашелся доброхот с длинным языком и куриными мозгами.

— У меня все замечательно, — поторопился он успокоить матушку. — Это все пустяки.