Валерия Вербинина - Подмосковная ночь

– У Свешникова в сторожке ты нашел серебряную ложку, – сказал он Опалину. – Все сходится. Серебро сторож отыскал, золото – не успел, от жадности вернулся в усадьбу, чтобы поискать еще, напоролся на Берзина, убил его и убежал.

– Но ведь отец Зайцева говорил, что золотого сервиза больше нет, – напомнил Иван.

– Да мало ли кто что говорил, – усмехнулся следователь. – Что, если Берзин нашел золото, а Ян его убил и золото припрятал? Вот тебе и объяснение, почему Берзин не опасался того, кто взял рапиру.

– Убил его, пошел мыть машину и слушать веселый джаз? – пробормотал Опалин.

– Это я так. – Следователь почесал щеку. – Сепп интернационалист, в Красной армии воевал и награды имеет, потом, значит, в ЧК попал. И не смотри, что он шофер – у него друзей много. Прямых улик против него нет. И против тебя нет, – добавил следователь после паузы.

– Я его не убивал. – Иван стал заводиться.

– А тебя никто и не обвиняет. Мы о тебе справки навели. Все знаем, и где ты шрам свой получил, тоже знаем. А еще мы знаем, что Каспара Берзина убил Алексей Свешников. Мать Каспара расстреляла его отца, так что мотивчик у сторожа был – не подкопаешься.

Опалин заколебался, но все же решил сказать то, о чем думал.

– А вам не кажется, что Каспар… что Берзин предпочел бы, чтобы вы нашли того, кто… Кто его в самом деле…

– Нет, не кажется. Ты меня извини, но Берзин теперь гниет и ко всему равнодушен. Ничего ему больше не нужно, – сказал следователь. – И знаешь что? Пора тебе в Москву возвращаться. Тебя сюда зачем прислали? Вычислить, кто привидение изображал? Ну ты и вычислил. Все, дело сделано. Арестовать ты его не арестовал, но ты уж объясни товарищам, что в одиночку справиться не смог… Ну и так далее.

Признав правоту своего собеседника, на следующее утро Опалин договорился с Кирюхой, чтобы тот отвез его на вокзал. Нога все еще болела, но меньше, и все-таки далеко ходить он не мог. Перед отъездом Иван думал, с кем ему хочется попрощаться, и решил никого не беспокоить. Он неплохо относился к Платону Аркадьевичу и Лидии Константиновне, но сознавал, что ничего для них не значит – как, впрочем, и они для него.

– Ты бы все-таки подумал насчет рабфака, – сказал он Кирюхе, пока они в телеге тряслись по направлению к станции. Возница шмыгнул носом.

– В город ехать?

– Ну да.

– Так Даша же здесь. Куда я от нее? – Кирюха мечтательно вздохнул. – Буду сторожем, может, со временем устоюсь получше. А в городе вашем ничего хорошего нет. Сутолока, транваи… Я и без транваев проживу.

Опалин понял, что уговаривать его бесполезно, и замолчал. Кирюха довез его до станции, Иван поблагодарил его и, хромая, отправился брать билет.

Станционная платформа была гола и пуста. Он постучал в закрытое окошечко кассы, поискал взглядом расписание – его не было. «Еще застряну тут…» Начиная сердиться, он постучал громче.

– Зачем колотишь-то, видишь же, что меня нет, – прозвенел голос позади него, и Опалин живо обернулся.

С корзинкой, в которой лежали не то репа, не то морковь – он хорошенько не разглядел – к нему шла Марфа, прихрамывая на одну ногу.

В первое мгновение он ничего не понял, но во второе его постигло озарение, и чувство у него было, как у человека, в которого ударила молния. «Нет, этого не может быть… – мелькнуло в голове Опалин. – Позвольте, почему не может?».

– Ушиблась? – спросил он, кивков головы указывая на ее ногу. Как на грех, это оказалась правая, как и у него самого.

– А? – Марфа остановилась. – Да, немножко…

– В кротовью нору провалилась? – спросил Опалин неестественно высоким голосом, чувствуя, как полыхают его щеки.

Марфа вздохнула.

– Кто ж крота рядом с огородом заводит, – проворчала она. – Гнать его надо… Он все попортит только…

Она не казалась ни смущенной, ни раздосадованной, хотя, впрочем, взгляд ее голубых глаз нельзя было назвать и безмятежным. Опалин сглотнул – и решился.

– Это ты его убила, – выпалил он.

– Ну! Уж и убила…

Он смотрел на нее и вспоминал, как она с легкостью принесла совсем недавно в усадьбу тяжелый арбуз, и как так же легко сказала, что пойдет обратно пешком… Марфа была сильна и вынослива, хоть и не производила такого впечатления, и страшно было представить, какой удар она могла нанести, если ее руку направляла ярость. Ведь лезвие рапиры пробило Берзина насквозь и вонзилось в стену с такой силой, что двое взрослых мужчин едва смогли его вытащить. Почему Опалин все время думал, что убийцей был мужчина? Почему он не то что подозрения не допускал, что это могла быть женщина, но даже и не мыслил в этом направлении?