Валерия Вербинина - Подмосковная ночь

– Ну, в общем…

Иван растерялся, не зная, как объяснить – даже не Берзину, а прежде всего себе самому. Как это часто бывает, теперь, когда Лошак погиб, все его недостатки вдруг стали казаться незначительными. Ну, любитель простых решений, напористый, никогда не сомневался в правильности линии партии и комсомола, но ведь не это же было в нем главным. Почему-то Иван прежде всего вспомнил, что у Лошака была мать, которая души в нем не чаяла, и девушка, на которой он собирался жениться. Опалин попытался представить, что они чувствуют теперь, и у него сделалось горько во рту. Убит – застрелен бандитом при исполнении служебных обязанностей; еще один из длинной череды агентов уголовного розыска, ставших жертвами своей нелегкой профессии.

– Мы за него отомстили, – сказал Каспар, который по-своему истолковал растерянность Ивана. Тот поднял голову. Лидия Константиновна мешала чай в чашке, Верстовский молчал, молчал и учитель. Что касается Яна, то он, как и прежде, присутствовал, но как разновидность человека-невидимки. Его, конечно, видели, и в то же время он никак не давал знать о себе, и по его широкому лицу не было понятно, что он думает о происходящем и думает ли вообще.

– Да, кстати, насчет твоего запроса, – добавил Берзин, усмехнувшись. – Мы навели справки. Сергей Иванович Вережников действительно умер в Париже, так что можешь не волноваться. Сюда он уже не вернется.

– А инженер? – вырвалось у Опалина.

– Он теперь не инженер, а пролетарий. На заводе работает. – Усмешка Каспара сделалась прямо-таки адской. – Что вы об этом думаете, многоуважаемая? – Он повернулся к Лидии Константиновне. – Жил человек, не тужил, вместе с братцем выжимал досуха глупых посетителей и считал себя умнее всех на свете, а чем кончилось-то? Чужбина, копеечная должность и – что впереди? Могила на русском кладбище, на которую никто не придет? А?

– А что стало с его женой, как ее – Зинаидой Станиславовной, кажется? – вмешался Иван, видя, что учительница побледнела и стала часто дышать.

– Консьержкой служит, – отозвался Берзин, – это что-то вроде привратницы или швейцара, – пояснил он, видя, что Опалин его не понял.

– Постой. – Иван нахмурился. – Но они же увезли с собой какие-то ценности, деньги…

– Ну увезли, и что? Послевоенный кризис благополучно все съел. К тому же ты забываешь, что если люди привыкли делать деньги из воздуха, они уже не понимают их цены, – насмешливо проговорил Каспар. – Вам что-то не нравится, Лидия Константиновна?

– Мне не нравится ваш тон, – выпалила учительница. Ее щеки порозовели.

– Лида, не надо, – проговорил Киселев, но было уже поздно.

– Какая решительность, – проговорил Берзин, и по блеску его глаз Опалин понял, что тот абсолютно уверен в себе и сейчас раздавит собеседницу точно так же, как давят какое-нибудь насекомое. – Ты слышал, Паша? – повернулся человек из ГПУ к Верстовскому. Архитектор съежился и ничего не ответил. – Вот как надо говорить, когда с кем-то не согласен! Уверен, товарищ Ермилова, – Каспар послал Лидии улыбку, от которой завяли бы цветы, – что вы точно так же высказывали свое недовольство, когда богачка Драгомирова приезжала к Сергею Ивановичу и платила огромные деньги, чтобы он передал ей с того света послание от ее маленькой дочери, умершей от кори. Да? Да? Ведь вам это не нравилось? А когда овдовевшая графиня Орлова хотела связаться со своим умершим мужем через того же Сергея Ивановича, и ради этого продала свои последние ценности? Вам же это не нравилось, да? Вы были так же решительны и высказывались против, товарищ Ермилова?

Последние слова он произнес с такой злобой, что всем присутствующим сделалось не по себе. Нельзя сказать, чтобы Каспар был неправ в своем отношении к бывшим хозяевам усадьбы – но свою правоту он выказывал таким образом, что принять ее было крайне трудно. Лидия Константиновна тихо заплакала.

– А может быть, я заблуждаюсь, – безжалостно продолжал Берзин, – и вы ни слова не сказали против – да, ни слова, – потому что вам было удобно ничего не знать и жить за счет людей, которых обманывали братья Вережниковы. Да, вас это вполне устраивало! В конце концов, если кто-то верит в жизнь после смерти, это его трудности, не так ли? Спиритизм, столоверчение, общение с духами – если кто-то за это платит, то почему бы и нет? Вам не нравится то, что я говорю? – спросил он совершенно другим тоном, мастерски подражая интонациям учительницы. – А мне, например, не нравится, что советских детей учит бывшая эсерка! Вам не дали должность директора, потому что вы бывшая, вы только исполняете обязанности, но на самом деле вы, товарищ Ермилова, вообще не имеете право здесь находиться. Ни единого дня!