Валерия Вербинина - Подмосковная ночь

– И Большой театр все еще стоит? – допытывался собеседник, подавшись вперед.

– Ну… да.

– И Головин все еще поет?

Поскольку жизнь Ивана сложилась так, что она не пересекалась ни с театром, ни с оперой, он поневоле замялся.

– Помню, как в «Демоне»… – Виноградов вздохнул и обмяк. – Ладно. А я что, кого-то убил?

– Убил?

– Ну раз уж вы здесь.

– Я хотел поговорить с вами о призраке в Дроздово, – мрачно ответил Иван, чувствуя, что не справляется и что беседа течет по какому-то невразумительному руслу. – И о том, почему вы оттуда уехали.

– Да какой призрак, – отмахнулся Виноградов, – чепуха.

Он потер лицо, чтобы прийти в себя. Его тонкие пальцы дрожали.

– Думаете, никакого призрака на самом деле нет? – спросил Опалин.

– Конечно. Это… – доктор сделал туманный жест. – Простите, что не предлагаю вам сесть…

Садиться и впрямь было некуда. Опалин скрестил руки на груди и прислонился к подоконнику, разглядывая своего собеседника.

– Вы что-то знаете о призраке, Дмитрий Михайлович? Вам известно, кто этим занимается?

– Мне? Нет.

– Хорошо. – Опалин немного подумал. – Вы знаете, что призрак – не призрак, и все-таки вы уехали из усадьбы. Почему?

Доктор скривился.

– Не люблю, когда из меня делают дурака, – решительно ответил он.

– Кто делает?

Однако Виноградов сразу учуял, что его подталкивают назвать конкретное имя, то есть фактически выдвинуть обвинение, и холодно поглядел на Опалина.

– Слушайте, я не для того несколько лет резал трупы в анатомичке университета, чтобы верить в каких-то призраков… Мне стало неуютно в усадьбе, и я съехал. Лидия Константиновна вздрагивала при каждом шорохе… Эта… комсомольская барышня вся извелась из-за своего жениха… Когда у него случился эпилептический припадок, он чуть язык не проглотил. Мог бы и умереть, если бы я не оказался рядом.

Значит, не такой уж ты плохой врач. Какого же черта ты ломаешь свою жизнь?

– А Киселев? – вырвалось у Ивана.

– Что Киселев, простите?

– Он сильно испугался?

– Ему по чину не полагается. – Дмитрий Михайлович впервые позволил себе что-то похожее на усмешку.

– По какому такому чину? – спросил Опалин после паузы.

Доктор не стал отвечать. Он сидел на кушетке, привалившись к стене. Все краски в его лице словно выцвели, и он явно испытывал упадок сил. Серо-голубые глаза его блестели, но даже человек, слабо знакомый с медициной, сразу же понял бы, что это нездоровый блеск.

– Вам что-то известно об Платоне Аркадьевиче? – спросил Иван настойчиво.

– Как же я устал, – пробормотал доктор без всякого выражения. – Вчера приходил, задавал глупейшие вопросы, теперь вы…

– Кто к вам приходил вчера?

– Этот… с петлицами… И тоже из Москвы.

– Бураков? Он не мог приходить вчера. Он был тут раньше.

– Значит, у меня в голове все перепуталось. – Дмитрий Михайлович вздохнул. – Я считал, что они умнее. Но хватило тряпья и фосфора, чтобы все всполошились.

– О чем вы, доктор?

– Да призрак этот. Бледный и светящийся… какая-нибудь светлая тряпка, вымазанная фосфором. Мистификация, – проговорил он отчетливо, и глаза его сверкнули.

– А стол?

– Что?

– В усадьбе есть стол, который летал и стучал. Как его вы объясняете?

– Молодой человек, – внушительно ответил доктор, – летающие столы вы можете видеть только в одном случае: если у вас delirium tremens. Ясно? Белая горячка, – сжалился он, видя, что Опалин его не понимает. – Или какая-нибудь иная форма бреда, осложненного галлюцинациями. Но обычно речь идет именно о белой горячке, потому что…

– Однако два человека видели, как этот чертов стол движется, и никто из них…

– Да неужели? Они вам сказали, а вы поверили? У них есть свидетели? Лидия Константиновна будто бы видела. Платон Аркадьевич будто бы видел… И каждый из них был совершенно один, когда это происходило!

Опалин открыл рот. Ему было стыдно сознаться, но считая, что почти разгадал тайну призрака, он все же не представлял, как объяснить движущийся сам собою стол. Он подозревал, что тут замешана какая-то хитрая машинерия, и пожалуйста – доктор-морфинист с ходу сумел предложить самое простое и убедительное решение.

– Я понял, – заговорил Опалин возбужденно. – Вы уехали из усадьбы, потому что решили, что они вас разыгрывают. Даже если бы в доме были какие-то секреты, кому их не знать, как женщине, которая жила в нем много лет? А Киселев явно к ней неравнодушен…

Он умолк, спохватившись, что увлекся и поведал собеседнику больше положенного.