Валерия Вербинина - Иван Опалин. 9 книг

— Там написано, что лезвие вошло в череп на семь сантиметров. И, несмотря на это, Троцкий еще дрался со своим убийцей. Вероятно, газетные глупости.

— А убийца — кто он? — спросил Опалин, стараясь говорить как можно более небрежно.

— То ли бельгиец, то ли американец. Никто о нем ничего толком не знает, хотя он все время был на виду. Какие странные вещи видишь, если повезет долго жить, — добавил Родионов совершенно другим тоном. — Троцкий ведь был вождем революции, наравне с Лениным — помните? А умер в какой-то Мексике, от руки… впрочем, понятно, чья это на самом деле рука. И мне бы следовало радоваться, потому что на нем кровь людей, в том числе — моих близких. А я даже напиться толком не могу. — Он промолчал. — Какая страшная вещь — возмездие. Говорят, справедливость, закон судьбы… ха! Ходила по свету гадина и налетела на гадину еще крупнее, которая ее и сожрала… вот и все возмездие…

Опалин устало потер лоб. Слова лже-электрика напомнили ему о том, о чем он сам размышлял совсем недавно — что неизвестно, сколько еще человек убил бы Иванов, не налети он на бандита Храповицкого, который уничтожил его как бы между прочим, даже не задумываясь. «Конечно, мы бы все равно нашли Иванова… тщательно проверяя всех, кто подходил под описание… или, может быть, после того, как он допустил бы ошибку… Мы бы нашли его. Но хватило одной пули, чтобы положить конец его подвигам… Хорошо это или плохо? Наверное, хорошо, если он больше не может убивать… Тьма съела тьму. А впрочем, это уже мистика какая-то начинается…»

— У вас есть вторая рюмка? — внезапно спросил Опалин. Собеседник поглядел на него с удивлением.

— Ну… найдется.

…В десятом часу вечера старший оперуполномоченный Опалин вернулся на Петровку, ступая не совсем твердо. Впрочем, так как всем было известно о его проблемах со здоровьем, дежурный на проходной не обратил на странную походку Ивана никакого внимания.

У себя в кабинете Опалин зажег свет, и некоторое время сидел, приходя в себя. Затем он дернул щекой, буркнул что-то вроде: «Ну, что ж», подошел к шкафу и вытащил из него конверт с фотографиями, принадлежавшими покойному Льву Доманину.

Проверив, заперта ли дверь, Опалин сел за стол, достал ножницы, пепельницу, спички и стал резать конверт и фотографии на полоски, которые затем тщательно сжигал. Прежде, чем сжечь последнюю фотографию, на которой был изображен человек с цветком и автоматом на боку, Опалин перевернул ее и последний раз посмотрел на надпись.

Она гласила: «На выставку. Майор Рамон Меркадер. Арагонский фронт».

Это был тот самый человек, который убил Троцкого — и, конечно, его долго внедряли, он старательно подбирался к жертве, и любая случайность могла привести к срыву операции, готовившейся, вероятно, не месяц и не два. Выставку Доманина отменили, потому что она ставила Меркадера под удар, а убрать только один снимок сочли нежелательным — это могло привлечь к нему излишнее внимание. Но отказ в проведении выставки был обставлен слишком грубо, Доманин разозлился, выпил, явился в «Националь», стал совать фотографии под нос знакомым, в том числе американскому журналисту. Опалин устало потер виски.

«Журналист… ездит по всему миру… пишет статьи… отличное прикрытие для разведывательной работы… Но даже если и нет… а вдруг он поедет брать к Троцкому интервью и узнает агента? Или еще проще — заинтересуется и станет наводить справки о лице, изображенном на фотографии?»

И Дикинсон был уничтожен, а смерть его обставили так, будто он стал жертвой собственной неосторожности. Однако фото по-прежнему оставалось у Доманина и представляло потенциальную угрозу.

«Что было дальше? Снимок решили украсть? Поэтому залезли в квартиру, когда считали, что фотографа нет дома? Чего-то не учли… и Доманин был у себя… В результате — еще одно убийство. А фото не нашли, потому что его в спешке прихватил Терехов… И тогда кто-то где-то принял решение — попытаться исправить положение, уничтожив всех, кто в „Национале“ видел фотографию… А чтобы никто не догадался, два убийства обставили так, словно за ними стоял „комаровец“, а Радкевичу организовали несчастный случай. Но не все шло так, как они предполагали — Орешников запаниковал и перевез тело Пыжовой на Никитский бульвар. Он говорил мне о своем ощущении, что за ним следили… И скорее всего он был прав. Пять человек погибли из-за того, что оказались причастны к тайне, о которой никто из них не имел ни малейшего понятия… Арагонский фронт, черт подери! И самое скверное, даже поделать ничего нельзя… ничего».