И, не сдерживаясь больше, заржал в голос.
— Мебель красного дерева, люстра — водопад хрустальный. — Опалин даже удивился — Манухин, да так поэтически изъясняется! — Надо будет как-нибудь к Спиридонову в гости наведаться, наверное, у него дома такая же мебель стоит. А чё? Тоже ж ведь фотограф…
— Ты мне дело отдашь? — настойчиво спросил Опалин. — Митяй, ты же знаешь, Николай Леонтьевич все равно распорядится передать дело мне.
Манухин тяжело вздохнул.
— Ты про Никитский бульвар? Это мой труп. С какой стати я должен его отдавать?
— Ты сам-то себя слышишь? — проворчал Опалин.
Манухин задумался. Потом все же буркнул:
— Да ну тебя. Что я такого сказал-то? А-а! Понял! Ну ты и язва, Григорьич… Слушай, подожди здесь. Кажется, мне мое второе наконец-то приготовили…
Он отошел и вскоре вернулся, любовно неся в правой руке тарелку с пюре и поджаркой в соусе, а в левой — стакан нежно-розового киселя.
— Хрен с тобой, Опалин, дело я тебе отдам. Но с условием: ты, когда Леонтьичу будешь докладывать, особо напирай на то, что личность жертвы я установил и вообще всячески вам помогал. Ясно?
— Разумеется, — пообещал Иван. — А зачем…
— Когда вы изловите своего шофера, я тоже хочу получить премию.
«Когда еще это будет», — подумал Опалин.
— А вещи жертвы? Ты проверил уже?
— Не успел. На меня тогда же фотограф свалился, я им и занялся в первую очередь.
— Даже соседей убитой по коммуналке не опросил?
— Какие еще соседи? — заворчал Манухин. — У нее квартира отдельная была. Да что ж ты за человек такой, Ваня?! Я тебе русским языком объяснил: за едой о делах не говорю, а ты все балаболишь да балаболишь…
Опалин не стал отвечать. Он видел, как Митяй, с одной стороны, тянет интригу и намеренно не сообщает подробности о жертве, но с другой — раз пообещал отдать дело, на его слово можно положиться. Такая уступчивость, впрочем, могла означать и то, о чем предупреждал Терентий Иванович: «комаровец» ухлопал кого-то важного и именно поэтому Манухин не прочь спихнуть расследование на чужие плечи.
Наконец невыносимый коллега Опалина доел свой обед, и опера поднялись на второй этаж, где находился кабинет Манухина. Дверь была заперта.
Манухин достал ключи, открыл дверь и махнул рукой.
— Заходи.
На столах и даже на полу громоздились коробки с какими-то вещами, газетные свертки с бумагами и фотографиями, а также ящики с неведомым содержимым.
— Это что? — спросил Опалин.
— Доманинское. — Манухин причмокнул так, словно у него ныл больной зуб.
— Ты что, все из квартиры сюда перетащил?
— Все бы не уместилось, — хладнокровно ответил Манухин, — мебель пришлось оставить, крупные вещи — тоже…
— А просто опечатать квартиру нельзя было?
Манухин усмехнулся.
— Я ж знал — дело у меня заберут, — признался он. — А если из квартиры вещи ценные пропадут? С кого первого спросят? С меня, ясен пень. А так — вещички на глазах, я работаю, выясняю, нет ли где лишних пальчиков, и так далее…
Он открыл сейф и достал оттуда не слишком объемное дело — насколько разглядел Опалин, с нижней полки. Следователи обычно забрасывают безнадежные дела на самую верхнюю полку, опера — на нижнюю. Примета не стопроцентная, конечно, но — не хуже любой другой.
— Садись на место Лепикова, — велел Манухин, — и пиши бумажку.
— Какую бумажку? — с неудовольствием спросил Опалин.
— Дело номер такое-то у старшего оперуполномоченного Дмитрия Манухина ты принял, в деле столько-то листов, прилагается столько-то планов и столько-то фотографий… и так далее. Давай, Григорьич, не томи. Мне еще все это разбирать и сдавать. — Он широким жестом обвел коробки, стоящие в кабинете.
— Ты что, мне не доверяешь? — мрачно спросил Опалин.
— Я доверяю бумажкам, — ответил Манухин, усмехаясь. — А то вдруг выяснится, что дело я тебе сдал не целиком, или ты его потеряешь, а меня виноватым объявишь.
— Ладно, черт с тобой, — сдался Опалин и прошел за стол Лепикова, бывшего при Манухине кем-то вроде адъютанта. — Где у него бумага?
— В верхнем ящике.
— Он заперт.
— Ты стукни и снизу потяни, откроется.
От Манухина впору было ждать какой-нибудь каверзы, но после произведенных манипуляций ящик действительно открылся, и в нем обнаружилась стопка тонкой бумаги. Дмитрий положил папку на стол перед Опалиным и прошел на свое место. Иван вытащил из ящика лист и своим прихотливым, каракулистым почерком принялся составлять акт о передаче дела, но тут его взяло сомнение, и он стал проверять, что именно находится в папке, вычитывая каждый документ и внимательно разглядывая каждую фотографию.
Читать дальше