Оскар Мюриэл - Темные искусства

— Похоже, мисс Леонора и мистер Уилберг были бедными родственниками, — отметил я.

Макгрей постучал в обшарпанную дверь.

— Даже не вздумай упоминать собаку, — наказал он мне, пока мы ждали ответа.

— Кто там? — спросил изнутри хриплый женский голос.

— Инспекторы полиции, миссис, — ответил Макгрей. — Мы расследуем гибель ваших господина и госпожи.

— Я ничего не знаю.

Макгрей усмехнулся.

— Миссис, лучше откройте дверь поскорее, или мы откроем ее за вас.

— Я вам говорю, я…

Макгрей заколотил в дверь руками и ногами.

— Ладно, ладно!

До нас донесся звук отпираемых замков, и женщина наконец-то впустила нас в дом.

— Так любезно с вашей стороны, дорогуша, — сказал Макгрей, когда мы вошли в темный холл. Как и фасад (да и сама служанка), интерьер был не первой молодости: отслоившиеся обои, пятна сырости, трещины на гипсовом потолке…

— Как вас звать?

— А что? Вам это зачем? — с вызовом спросила служанка.

— Отвечайте уже.

Женщина фыркнула.

— Миссис Тейлор.

— Как я понимаю, вы служили мистеру Уилбергу и его племяннице.

— Ага, — сказала женщина; она слегка прихрамывала. Служанка ковыряла ногой заляпанный коврик и кусала и без того обветренные губы. Волновалась, но не скорбела.

Макгрей тоже это заметил, но виду не подал.

— Кто-нибудь заходил сюда после того, как умерли ваши господа?

— Только мистер Фокс. Кузен мисс Леоноры.

— Что он хотел?

— Просто сообщил мне новость.

— Он много времени здесь провел? Что-нибудь взял или передвинул?

Миссис Тейлор усмехнулась.

— Да что тут брать? Нет, он только сообщил мне, что случилось, и ушел. Даже не сказал, что теперь со мной будет.

— Вы сами что-нибудь здесь трогали? — спросил Макгрей как можно уклончивее.

— На что это вы намекаете? Что я набиваю карманы их золотишком? Тю! Да у них ни гроша не было! Они задолжали мне жалованье!

Макгрей не скрывал подозрения во взгляде.

— Ладно. Мы тут осмотримся, а потом зададим вам еще пару вопросов. Не уходите, пока мы не поговорим.

— Делайте, что хотите. Я буду у себя в комнате. На чердаке.

Она ушла вверх по лестнице — под ее ногами проскрипела едва ли не каждая ступенька.

— Она напоминает мне твою старую горничную, — поделился я с Макгреем.

— Ту, что варила похлебки, которые выглядели как дерьмо, плавающее в жиже? Да уж.

В комнатах была та же картина: сломанная мебель и истертые ковры, грязная посуда гнездилась то тут, то там… В углу курительной комнаты нашлась даже пара собачьих кучек.

Мы начали осмотр со спальни Питера Уилберга. Постель по-прежнему была разобрана (вероятно, с самого дня его смерти), всюду валялась одежда. На прикроватном столике стояла как минимум дюжина стаканов, все с жирными отпечатками пальцев и засохшими остатками кларета и других напитков. На дне толстого стакана что-то блестело. Запонки, бездумно брошенные туда полупьяным мужчиной. Я достал их с помощью носового платка.

— Дешевка? — поинтересовался Макгрей.

— Такая дешевка, что даже чертова горничная воротит от них нос. — Я бросил их туда же, откуда взял. — И одежда тоже дешевая… И, смотри, эта трость сделана из хвойной древесины и выкрашена в черный — чтобы смотрелась как эбеновая.

— Мистер Уилберг-то у нас любитель рисоваться?

— Похоже на то. Представляю, какую неловкость он испытывал, когда его приглашали к богатым родственникам.

— Нам известно, чем он зарабатывал на жизнь?

— В документах, которые достались мне от Тревеляна, родом занятий Уилберга значится «джентльмен».

— Ха ! Да уж.

Мы не нашли ничего существенного и потому направились в покои мисс Леоноры.

— Так вот куда утекали денежки! — присвистнул Макгрей, прежде чем я снова обрел дар речи.

Это явно было самое опрятное место в доме, а также единственное, в котором чувствовалась женская рука (вязаные коврики, вышитое белье, увядшая роза на прикроватном столике…). Однако хлама здесь было куда больше, чем в других комнатах: все пространство заполняли книги, рисунки и всевозможное фотографическое оборудование.

Впрочем, присмотревшись, можно было заметить, сколь мистической была обстановка в этих покоях. Книги в затейливых кожаных переплетах сплошь оказались трудами по черной магии, заклинаниям и спиритизму. Рукописные страницы были испещрены рунами и колдовскими символами.

Макгрей пробежался по названиям и присвистнул.

— Одобряешь подборку? — съехидничал я.

— Тут все вперемежку. Есть приличные работы, а есть и шарлатанский бред, который я отправил бы в камин на Рождество.