Оскар Мюриэл - Темные искусства

Дитя зашипело на меня, но ближе не подошло. Я словно стоял напротив маленького хищника, и мы примеривались к силам друг друга.

Я остался там, где был, однако поднял руки и медленно заговорил.

— Я тебя не обижу.

Ребенок снова зашипел и прыгнул в мою сторону, будто желая огреть меня, но немедленно отскочил на свое прежнее место.

Я рассмотрел землю. Кости, тряпки, гнилые овощи и экскременты. Мне стало так жаль это бедное создание, что я чуть не всхлипнул. Этого ребенка, похоже, бросили на произвол судьбы в очень раннем возрасте — возможно, отчаявшиеся мать или отец, не способные прокормить очередного отпрыска.

— Мне нужно идти, — сказал я, сглотнув.

Дитя снова зашипело.

— Мне нужно идти, — повторил я, указывая наверх.

Дитя уставилось на меня с подозрением. Само собой, я был не первым взрослым, забредшим в эти места, и этот ребенок явно научился нас опасаться. Когда я подумал о сброде, который столпился сейчас возле Кэлтонского холма, желая увидеть смерть женщины, лишь на шаг отдалившись в своих повадках от диких зверей, меня окатило презрением к миру над нашими головами.

Я осторожно наклонился к фонарю.

Ребенок зашипел.

— Это нужно мне, чтобы уйти, — сказал я, двигаясь крайне медленно. К счастью, ребенок больше не делал попыток на меня напасть. Я поднял фонарь и осмотрел его. Переднее стекло разбилось, но пользоваться им все еще было можно. Как только я его зажег, ребенок зарычал и забился в угол своей маленькой берлоги.

Отступая, я не сводил глаз с бедного создания. Я собирался вернуться с подмогой, но сейчас мне нужно было найти выход наружу.

Однако, едва я занес ногу над осыпающейся щебенкой, мне в голову пришла еще одна глупая мысль. Глупая до невозможности, но попробовать стоило. Я очень осторожно развернулся, стараясь не ослепить ребенка. Глаза его так и смотрели на меня.

Эти слова и в мыслях у меня прозвучали глупо, а уж когда я произнес их вслух…

— Тебе когда-нибудь встречалась ведьма?

Дитя пристально на меня взглянуло и опять зашипело. Пару секунд ничего не происходило, и я уже собирался идти восвояси, как вдруг изо рта ребенка раздалось:

— Ведьма…

Слово прозвучало совершенно отчетливо.

— Да, ведьма! — сказал я. — Здесь когда-нибудь жила ведьма?

— Ведьма…

Я выжидал, начиная опасаться, что одичавший ребенок просто повторяет за мной, но тут маленькие грязные ручки поползли в мою сторону, а затем мимо меня. Дитя не сводило с меня опасливого взгляда, по-прежнему не доверяя мне.

И вдруг ребенок метнулся вперед так быстро, что я вздрогнул, а затем помчался следом.

Я слышал хриплые вздохи, эхом отдававшиеся в коридорах и туннелях, по которым я бежал. Ребенка я больше не видел, и в этом лабиринте мне оставалось только полагаться на собственный слух. Я перестал считать повороты, сосредоточив все свое внимание на том, чтобы не упустить бедняжку. Вскоре я окончательно потерялся, а голос ребенка угас где-то вдали.

— Черт! — воскликнул я, проклиная сам себя. Я споткнулся и чуть не улетел лицом в землю. Я ни за что не выберусь отсюда вовремя, у меня нет ни шанса представить найденные улики. Хоть и скудные, но все же они могли бы помочь!

— Ведьма…

Я поднял лицо. Голос прозвучал откуда-то сверху. Вытянув руку с фонарем, на уровне своего лба я увидел то, что, видимо, было оконной рамой, прежде чем нижний этаж просел. Я водрузил фонарь на подоконник, и, пока я подтягивался за ним следом, маленькие чумазые ручки утащили светильник на другую сторону.

— О господи!

Неуклюже я все-таки сумел взобраться к окну и свалился из него прямо вниз. Я приземлился на четвереньки, снова ударившись уже ушибленным плечом, и, сопя и отплевываясь, поднялся на ноги.

Здесь же был и ребенок, схвативший в охапку фонарь и склонившийся над чем-то, что от меня скрывала груда обломков. Помещение походило на заброшенную кладовую — всюду валялись сломанные полки, завалы из разбитых ящиков, банок и стеклянных бутылей в оплетке всех мыслимых форм и размеров, многие из которых все еще были целы. Мне уже доводилось видеть подобные кладовые.

— Ведьма… — прошептало дитя с лукавой, но зловещей улыбочкой.

Я подошел ближе, заранее испугавшись того, что увижу позади кучи хлама.

— О боже! — вскрикнул я, прикрыв рот.

Ребенок опустился на колени возле скелета и погладил его коричневый череп, словно любимого питомца. Кости лежали на матерчатой подстилке, как будто этот человек умер на тюфяке из соломы, истлевшей давным-давно. Омерзительное тряпье, все в дырах, прилипло к костям. Я непроизвольно представил, как выглядело это ложе, разлагавшееся вместе со своим владельцем.