Оскар Мюриэл - Темные искусства

Поднявшись и ощутив боль в коленях, я попытался определить свое местоположение на карте. Но тут до меня донесся отчетливый стук. Удар камня о камень. А затем нежный, тонкий смех ребенка. Меня передернуло.

— Кто здесь? — крикнул я, и голос мой раскатился эхом.

Я стоял в узком проходе, едва ли шести футов в ширину, расчерченном одинаковыми каменными нишами. Я подумал о древних усыпальницах и испугался, что вокруг меня могут лежать разлагающиеся скелеты.

Воздух здесь был более затхлым, и, глотнув его, я снова увидел перед глазами всполохи огней. Я сразу же узнал это видение: факелы, которые преследовали меня со дня смерти дяди Мориса.

Я почувствовал, как меня захлестывает тревога, и опять ощутил тот безосновательный страх, который пробирал меня по ночам.

— Не сейчас, — сказал я, прикрыв рукой нос и рот. Я попытался сделать вдох, но от местного едкого запаха мне стало только хуже.

Слова Катерины отдавались у меня в голове. У твоего дяди было послание для тебя… Ты велел ему уходить…

— Не сейчас! — взвыл я, скрючившись. Я чуть не рухнул на колени и удержался, лишь упершись рукой в запачканный холодный камень. Прикосновение к мерзкой влажной поверхности привело меня в чувство.

Я дошел до другого конца прохода, засыпанного тоннами камней, развернулся и снова увидел тот самый белый клочок материи, быстро мелькнувший в одной из ниш.

— Что ты такое? — крикнул я.

Думать мне было некогда. Я вскарабкался в одну из ниш и пролез сквозь нее. Отверстие вело в другое помещение, чуть более просторное, выходившее в извилистый коридор. Я быстро зашагал вперед, сознавая, что все дальше и дальше углубляюсь в подземелье. Мне показалось, что я вошел в чей-то погреб, но тут я споткнулся о крупный камень и, перекатившись по полу, ударился плечом в твердыню стены.

Вонь здесь стояла просто невыносимая. Пахло свежей мочой и человеческими испражнениями.

А еще фонарь разбился и погас.

Я не видел ни зги. Я лишь знал, что лежу на спине в глухом закоулке глубоко под улицами Эдинбурга.

Внезапно земля вздрогнула.

Но несильно — и я решил было, что мне все почудилось, но затем ощущение повторилось. Я прижал ладонь к камню и почувствовал вибрацию. Она появлялась ритмично, каждые несколько секунд, словно бой часов. И каждое сотрясение сопровождалось отдаленным, глухим эхом. Я понял, что слышу колокола собора Святого Жиля, призывающие народ на мессу в семь часов утра. Катерину повесят ровно через час, а я пропадаю здесь, в подземном лабиринте — без прямых доказательств и с разбитым фонарем.

Внезапно, как шпагой в грудь, меня кольнуло осознание, что в руках у меня пусто. Я выронил карту ! Видимо, в тот самый момент, когда упал на колени.

Я лихорадочно ощупал карманы. Коробок спичек, которыми я разжег фонарь, все еще был на месте. Чиркнув спичкой, я вздохнул с облегчением, но, когда крошечный огонек рассеял тьму, мое сердце замерло.

В каких-то дюймах от моего лица что-то блеснуло.

Пара блестящих глаз.

Я завопил и тут же выронил спичку, которая погасла, едва коснувшись влажной земли.

Колокола умолкли, и тогда я отчетливо расслышал… хриплые вздохи…

Нечто стояло так близко ко мне, что до меня долетали волны влажного, зловонного дыхания. Я слышал, как это нечто движется, ползает рядом, словно выжидающая змея.

Страх проник в мое тело, будто заковав грудь во льды. Мне не хотелось на это смотреть. Мне даже не хотелось шевелиться, дабы не коснуться этого создания, сопящего в темноте.

Я закрыл глаза и застонал. Как же я устал от видений огней и лиц, от звуков в ночи и уговаривания себя вновь и вновь, что ничего из этого не существует.

Я стиснул в ладони спички, сжал губы и заставил себя достать из коробка еще одну. Я распахнул глаза настолько широко, насколько мог, набрал полные легкие спертого воздуха и зажег спичку, приготовившись встретиться с тем, что было уготовано мне этой берлогой.

Головка разгорелась, и, когда свет наполнил помещение, мой страх воплотился в то, от чего меня пробрал ледяной озноб.

Они явились предо мной — блестящие глаза, с безрассудной отвагой смотревшие на меня в упор, а под ними рот с рядом кривых, потемневших зубов, ощерившихся и готовых к бою. Свалявшиеся волосы и многочисленные запекшиеся слои грязи скрывали истинные черты сего создания.

Это было дитя — одичавшее дитя, стоявшее на четвереньках, как крадущийся зверек, и замотанное в непонятного вида тряпки, связанные вместе. Я даже не мог разобрать, кем был этот жалкий оборванец — мальчиком или девочкой.