Александр Бушков - Изобличитель. Кровь, золото, собака

И все же крупную рыбу не всегда приходится выбрасывать в воду. Наглядный пример – последствия ревизии сенатора Гирина, не только разгромившего вдребезги гнездо продажности, Московскую сыскную полицию, но и смахнувшего с высокого кресла лютого казнокрада, московского же градоначальника [138] Градоначальник – в данном случае начальник городской полиции, обладавший и определенной административной властью. Рейнбота. Рейнбот, конечно, можно сказать, отделался легким испугом – срок получил небольшой, да и от того был освобожден милостью государя, женился на богатой купчихе и жил сейчас припеваючи в ее подмосковном имении Горки. Но ему уже никогда не быть на государственной службе, никогда больше не собирать в свой карман взятки и казенные денежки…

Так что с крупными рыбами обстоит по-разному. Иные благополучно уходят на глубину совершенно невредимыми. Иные вновь оказываются в воде – но с ободранными боками и лишившиеся половины плавников. А иные так и остаются валяться на берегу, жалко и беспомощно разевая рот в течение всего недолгого времени жизни, что им отведено.

Ахиллес в первый раз подумал о том, что хлеб сыщика – горек. И подумал еще: следует приготовить себя к тому, что в будущем он, вполне возможно, когда-нибудь окажется в той же ситуации, что с Ульяной и Качуриным. Надо заранее готовить себя к возможным поражениям, помнить, что жизнь многолика.

Одним словом, осознать то, что давно уже осознал гораздо более ученый жизнью околоточный надзиратель Сидорчук, плывший на «Русалке» же, но во втором классе – тоже в Казань, откуда ему предстояло, со всем своим семейством, как и Ахиллесу, ехать поездом в Москву. Сидорчуку будет даже легче обосноваться в Московской сыскной – он и так служит по Департаменту полиции, так что для него это будет простым переводом с одного места службы на другое.

И наконец, события в Красавине и окрестностях. Вот их итог Ахиллес справедливо мог считать своей полной победой. Он спас жизнь милейшему человеку Казимиру Яновичу, будущему родственнику. Он вытащил за ушко да на солнышко «магистра» и его банду (оказалось, кстати, что тогда из леса в него стреляла именно Иоланта, но ее подвела специфика ремесла: до того она палила лишь по огонькам свечей и прочим неодушевленным мишеням, а в человека ей довелось стрелять впервые в жизни, вот и напортачила…).

Уже знавший все об этом деле Никодимов заверил его: на сей раз не будет краснобая-адвоката. Ни одна самбарская знаменитость с этим делом связываться не станет: слишком уж неприглядно оно выглядит, слишком многие в Самбарске, в том числе и те, от кого в значительной степени зависело пресловутое «общественное мнение», знали и уважали безобиднейшего Казимира Яновича. Так что вся четверка получит свое – не каторгу, правда, на которую отправится один прямой убийца, Алешка. Остальные, поскольку свой преступный замысел им все же не удалось довести до конца, отделаются вечным поселением по ту сторону Урала, или, как его исстари называют сибиряки, Хребта. А послабление, сделанное Тучину за выдачу им похищенных драгоценностей, авторитетно заверил Никодимов, заключается только в том, что поселение ему определят в местах относительно комфортных для проживания – южные районы Енисейской или Иркутской губерний, Мачею с Иолантой предстоит путешествие за казенный счет гораздо севернее, где жизнь далеко не так благоприятна – кажется, в Нарымский край.

Ахиллес ничего не сказал Никодимову (может быть, тот и сам знал), но не сомневался: совершеннейшее отсутствие краснобаев-адвокатов вызвано в первую очередь той самой закулисной борьбой самбарских «серных баронов» со своим казанским конкурентом, «купцом Д.». Означенный купец вряд ли пойдет под суд, но нервы ему помотают изрядно…

Стерляжья уха действительно была на обед для пассажиров первого класса. А добрая половина пирогов Лукерьи Филипповны, в самом деле великолепных, была съедена к утру в седьмой каюте под шустовский коньячок и мадеру – после того, как в означенной каюте поздним вечером стали происходить оставшиеся неведомыми окружающему миру события, которые, стань они каким-то чудом известны доброму синьору Боккаччо, безусловно вдохновили бы ученого мессира на новые, дополнительные главы к «Декамерону».

Красноярск, сентябрь 2018

До революции Жигулевские горы звались и писались именно через «е».