Олег Петрович-Белкин - Настоат

Вздохнув, он выкладывает из карманов несколько яблок, с ностальгией смотрит на них, словно прощаясь, и, изловчившись, бросает в помойное ведро в противоположном углу комнаты. Метко! Все до единого – в урне. Точное попадание!

– Все, Йакиак, мне пора! Экипаж уже подан – поеду на инспекцию военных поселений. Пора их упразднять – давно стали неэффективны. А ты оставайся здесь – ешь, пей, угощайся. Только яблоки не трогай – они червивые. В общем, чувствуй себя как дома. Деньги – в комоде: бери, сколько вздумается. Это на оплату твоих услуг и на содержание Иненны. Ни в чем ей не отказывай! И ни в коем случае не рассказывай об этом месте ни Дункану, ни Настоату. Особенно Настоату. Впрочем, это и так очевидно. Удачи!

Деменцио берет фолиант с изображением рыбы, якоря и каравеллы (будет, что почитать по дороге!), кланяется и, сделав пару шагов, исчезает за дверью. Я выхожу за ним – попрощаться. Скрипя плохо промасленными колесами, экипаж отъезжает.

Я остаюсь один. Ветра почти нет. Сухо. К вечеру будет жарко. Первый день на моей памяти, когда не идет дождь. Наверное, это знак – солнцестояние и равноденствие посреди осени.

Не буду заходить внутрь – подышу свежим воздухом, погуляю, подумаю. Размышления у парадного подъезда. «Не страшат тебя громы небесные, А земные ты держишь в руках».

Деменцио Урсус, несомненно, что-то скрывает. Он исказил, извратил приказ, полученный свыше. Моя цель – понять, чего именно хотел Государь; принять Его Слово в первозданной красе; узреть в наготе, очищенным от последующих наслоений. Пурификация, освобождение, возвращение к праистокам.

По-моему, Деменцио допустил ошибку, заявив, что не сторонник жестких мер – в отличие от «многих». Кто эти призрачные, эфемерные «многие»? Фигура умолчания, эвфемизм, антифразис – упоминая «многих», мы говорим о Едином. То есть о Нем – о Курфюрсте. Ибо кто же еще, кроме меня и Деменцио, имеет отношение к делу?

Моя цель как подчиненного и гражданина – распознавать, предвосхищать желания Гениев, Апостолов и Титанов. Разумом проникать в то, что творится в их душах. Нужно прочувствовать, ощутить, чего от меня хочет Курфюрст, какова Его незыблемая, сакральная воля. Раствориться в помыслах Его, воспринять священное бытие, исходящее от Него, как от источника вечного света.

Я сажусь на скамейку, накрываюсь шинелью. Она – словно остов, панцирь, защищающий меня от внешнего мира, оберегающий от зла и напастей. Возвожу очи к небу. «Не мучь же меня, о Создатель! Великий Курфюрст, дай знак – чего тебе надобно, Старче?»

Птицы щебечут в ярких, оранжево-красных кронах деревьев. Солнце светит все ярче – омытый тысячелетним дождем Город искрится, сияет, сонно потягивается, улыбаясь грядущему пробуждению. Живописные бульвары залиты ароматом цветов, распускающихся посреди осеннего зноя. Лазурный горизонт окаймляют леса, в них – оборотни и дикие звери. Но угрозы более нет – все плохое уже позади. Я знаю: Золотой век у порога.

С холмов доносится благоухание винограда – урожай в этом году будет отменный. Сочные, лиловые гроздья обратятся в вино; словно по венам, растечется оно по проспектам и закоулкам. Город напьется пьян и будет свободен!

Вдали гремит гром. Душно. Я задыхаюсь в шинели, но снять ее не могу – она стала мне второй кожей. Сбросить ее невозможно, ведь я не ящерица и тем более не змея. Склизкая, противная, отвратительная – что может быть хуже? Нет, я – словно великий Дракон, призванный нести добро во имя Курфюрста. Огромный, огнедышащий Ладон, Йакиак бурерожденный. Отец всех Драконов!

Наверное, я был неправ, я – все же нарцисс. То, что я делал доселе, – совершал лишь ради себя, ради собственного, эгоистичного блага. Больше я так не хочу! Мир очистился от вековой скверны – и душу свою я алчу узреть в белоснежных, чистых одеждах. Хочу раствориться в том, что выше, сильнее, созидательнее меня, жажду приобщиться к всеобщему благу. Сладкие, лучезарные грезы!

Грохоча по мостовой, мимо проезжает дилижанс – то ли машина, то ли карета. Мотор ревет, но еще громче звучит дешевая песня, доносящаяся одновременно из кабины и репродуктора. Должно быть, очередной кавалер прохлаждается с дамами. Удивительно, но меня это не раздражает. Напротив, музыка трогает за живое. Словно светоносный, белокрылый хор ангелов, она наполняет мое естество: