Олег Петрович-Белкин - Настоат

Дамы и господа, приготовьтесь! Это будет пронзительная и душераздирающая партия. Особенно для Дункана Клаваретта.

– Дорогой друг, задумайтесь: во что вы превратились?! «Мне грустно на тебя смотреть, Какая боль, какая жалость! Знать, только ивовая медь Нам в сентябре с тобой осталась». Помните, некогда вы были полны светлых надежд, чаяний и иллюзий… И где они теперь? Растворились, рассеялись; вместо них – лишь мрак и горечь утраты. Отчаяние – вот единственный верный, пускай и темный попутчик. Скажите, где молодой Дункан, что сердцем своим жаждал объять Вселенную и мироздание? Где тот, кто ощущал себя Избранным – возможно, даже Мессией?

Жизнь ушла из вашей души, оставив осколки и разрушенные воздушные замки. А враг по-прежнему неуязвим, крепость его – неприступна. Вы пьете днем и ночью, стараясь заглушить боль, неистовствуете, бесчинствуете, ведете себя, аки зверь, животное или варвар. Думаете, я не понимаю, в чем корень всех зол? В крушении веры, смерти мечты, оскудении последней надежды…

Но свет еще не погас – он там, внутри, теплится, подобно лучине. Еще чуть-чуть, и конец: тьма, гниение, бездна. Очнитесь, пока не поздно, возьмите себя в руки – сделайте то, что до́лжно. Спасая Город, вы вызволяете из небытия собственную душу – возвращаетесь к себе, к тому, кем вы были когда-то. Не упустите последний шанс! Есть только одна альтернатива: свет или вечная тьма, мрак уныния и томительной скорби. Решайтесь!

Зал рыдает. Над своей судьбой, над участью Дункана Клаваретта. Возможно, и над моей тоже – этого я пока что не понял. С позиции резонера нелегко осознать, что ожидает тебя в концовке. Ибо слова, сказанные о Дункане, относятся и ко мне тоже. К каждому из нас – в том и заключается трагедия рода людского.

Сквозь слезы я восклицаю: «Мадам! Вы покорили публику – делайте с ней все, что угодно! Потрясающая игра – мы преклоняем колени. Вы – поэтесса, Сапфо, «фиалкокудрая, чистая», своим талантом подобная Богу. Браво, Актриса!»

Конец первого акта

Антракт

Кто-то стучит в дверь. Полный человек в очках и сандалиях из крокодиловой кожи смущенно заглядывает в комнату.

– Пшел вон отсюда! – кричит Дункан.

– Здесь играется пьеса, – добавляю я. – Не беспокоить!

Испугавшись, толстяк бегом возвращается на рабочее место. Крокодилова кожа громко скрипит по начищенному до блеска мраморному полу.

Конец антракта

Эпизод пятый

На сцену выходит сухая, длинная, как жердь, увешанная золотом и серебром матрона. С виду и не скажешь, что она тоже карлик. Драгоценности ее горят ярче прожекторов, ослепляя и соблазняя недоумевающих зрителей.

Господа, не надо волнений! Соблюдайте спокойствие! Это не более чем антураж, реквизит, декорации: все алмазы – ненастоящие. Единственные подлинные среди них – те, что сверкают на шпаге Начальника следствия. А это говорит лишь об одном: мои слова и сдержанный, чопорный образ матроны непременно проторят дорожку к сердцу Дункана Клаваретта. Почва уже готова, взрыхлена, осталось только примерить на себя роль сеятеля, жнеца и вольного хлебопашца.

Милая публика! Наверняка вы прочитали либретто и знаете, что впереди – партия Алчности. Конечно, она до боли знакома каждому из нас – но все же, прошу, слушайте, не перебивая!

Гениальная актриса, взгромоздившись на левое плечо Дункана, готова явить миру свой несравненный талант и «скромное обаяние буржуазии».

Встречайте!

– Дункан, я оглядываюсь по сторонам, и знаете, что я вижу? Блеск и нищету Великого следствия. Огромные потоки средств идут в замок Курфюрста, где бесследно исчезают в бездонных карманах Правителя, Деменцио Урсуса и их приближенных.

А это ваши деньги! Вы единственный, кто зарабатывает в Ландграфстве, остальные – лишь тратят. Не спорю, следственная гвардия купается роскоши и богатстве, но этого мало! Весь Капитал – подчистую – должен принадлежать вам.

Курфюрст и Деменцио ненавидят аристократов. Вы – тоже. И это правильно! В нынешнем мире вопросы именитости и знатности рода архаичны и ретроградны. И уж тем более благородное происхождение не должно служить индульгенцией, мотивом для отпущения грехов, или – того хуже – путеводной звездой, критерием при продвижении по иерархической лестнице. Местничество должно быть искоренено, выжжено каленым железом! Возможно, Иненна или Энлилль как представители древнего нобилитета могли бы с этим поспорить, но мы-то с вами понимаем, что власть должна принадлежать не Роду, Тейпу, Трайбу, Гильдии или Патрицианству – но Буржуазии и Капиталу.