Андрей Рубанов - Человек из красного дерева

Представил себе, как образ стоял в храме – раскрашенный, торжественный, в свечном мерцании. Реющий в жарком мареве, с белым лицом и чёрными глазами, в синем хитоне с золотыми узорами: к его стопам припадали, их, может, даже лобызали. Его окуривали ладаном, на него смотрели снизу вверх, регулярно подновляли; его любили. Он впитал молитвенное усилие тысяч людей. Вчера – святыня, сегодня – гниющий мусор.

Посмотрел на Читаря – тот кивнул Ворошилову.

– Мы заберём, – сказал Ворошилов, улыбаясь попику. – Художественной ценности не имеет, но для музея – пригодится. Когда отреставрируем – упомянем вас в каталоге, с особой благодарностью. Каталог пришлём вам по почте, но это нескоро будет.

– Дай бог, – мирно ответил попик.

Дождь усилился.

Ворошилов вынул из кармана фотоаппарат, попросил нас отойти и сделал десяток снимков, с разных точек и разного расстояния, предложил попику встать рядом с лежащей в воде фигурой, запечатлел и попика. Тот мирно подчинялся командам и вздыхал.

– Мы вам заплатить не сможем, – сказал ему Ворошилов, убирая фотоаппарат в карман. – Иначе придётся оформлять накладные и квитанции. Но на храм – пожертвуем.

Попик повеселел и увёл Ворошилова.

А мы с Читарем, уже мокрые с головы до ног, подняли фигуру и понесли к джипу. Когда приблизились – из машины вышла женщина в ярком плаще, с капюшоном на голове.

– Сейчас! – звонко крикнула она, и быстро открыла тяжёлую дверь багажника, щёлкнула замками, складывая второй ряд сидений, раскатала внутри полиэтиленовое покрывало, приготовленное, очевидно, специально для такого случая; мы с Читарем аккуратно вдвинули фигуру.

Я много видел автомобилей, и советского изготовления, и японских, и даже американских, и впереди сидел, и сзади, и сам умел водить, – но такой чистый багажный отсек наблюдал впервые; в таком багажнике хотелось жить. Мокрая, воняющая деревянная колодина в этом багажнике выглядела чужеродно, конфликтно; в такой стерильный багажник надо было помещать корзины со сладкими фруктами, и ещё собачку с бантиком на ошейнике, но никак не чёрную деревяшку.

На женщину в плаще я тогда не обратил внимания. Она вежливо представилась: Елена Константиновна. Устроившись внутри машины, вытащила из-под ног термос, налила себе горячего, пахучего – чаю с лимоном и имбирём? – предложила нам – мы с Читарем отказались. Женщина сняла капюшон, поправила густые светлые волосы, затем в руках её появилась удивительная штуковина – маленький компьютер, раскрывшийся, словно книга; на экранчике засветились некие таблицы; женщина углубилась в их изучение, деловито щёлкала кнопками, про нас забыла.

Долго, больше часа, мы ждали Ворошилова – он, наверное, пил чай с баранками, перешучивался с попиком, вручал ему деньги. Мы сидели в джипе, обсыхая и наслаждаясь. Глупо сказать, но в поповских горницах я бывал множество раз, а внутри такой дорогой машины сидел впервые. Когда высох и устроился поудобнее – стал думать про нашего нового брата, чудом извлечённого из мокрых грязей. Нужно было потратить полгода, чтобы восстановить его, безо всякой гарантии, что оживёт.

Ворошилов вернулся – возбуждённый, деловой. Хозяйским движением открыл дверь, сель за руль, оглянулся на нас.

– Триста долларов дал.

– Большие деньги, – с уважением сказал Читарь.

Ворошилов управлял машиной уверенно или даже лихо. Наверное, хотел произвести впечатление на свою красивую спутницу. Она убрала свой волшебный компьютер и гладила Ворошилова по правому колену. Мы с Читарем сидели позади, спинами к бортам, и придерживали руками статую, чтобы с неё не сыпалась труха.

– Большое дело сделали, – сказал Читарь Ворошилову. – Спасибо вам, Пётр Георгиевич.

– Чепуха, – небрежно отозвался Ворошилов, поворачивая руль одной рукой, а в другой держа длинную пахучую сигарету, – мы всех найдём! Вообще всех! По деревням! По любым помойкам! В России уцелело свыше ста тысяч скульптур, это моя оценка как эксперта. А я сейчас – эксперт номер один, без ложной скромности. У меня – рекомендательные письма от Союза художников, от Союза архитекторов, и отдельно – от Глазунова! А Глазунов, как вы понимаете, – фигура! Поинтересуйтесь! У меня – рекомендация от Академии наук! В Москве, конечно, эти бумажки всем пофигу, но на местах, в провинции – они работают! Там, рядом с вами, лежит кожаная папка, откройте, гляньте – всё поймёте! Печати, подписи, просьба оказать любое содействие. Наша схема – идеальная. Человек нашёл где-то у бабки на чердаке деревянную статую – куда он её понесёт? Разумеется, к батюшке в храм. Зачем он то делает? Если верующий – по велению сердца, если неверующий – из любопытства: вдруг эта штука денег стоит? А денег сейчас нет ни у кого, такие времена. А батюшка что делает? Он звонит в епархию, спрашивает совета. А в епархии у епископа есть моя визитная карточка. Лучше не придумать. Главное сейчас – деньги. Туда сотку, сюда триста. Конечно, ерунда собачья, но напрягает. Надо выходить на международный уровень. Французы и американцы живо интересуются. Готовы брать, готовы платить. И это реальные ценители. Пять тысяч баксов за экземпляр, в хорошем состоянии, – легко! А то и семь! Тут вопрос финансирования встаёт жёстко. Но перспективы – глобальные. Сейчас Россия в моде. Потом это пройдёт, и наши деревяшки никому будут не нужны. Деньги – мусор, деньги есть и будут. Главное – поднять тему, накачать капитализацию. На таком материале на Западе люди делают себе пожизненные карьеры. Не миллионы, конечно, – но сотни тысяч долларов, гранты со всех сторон. Вы просто не понимаете. Я не выжига, я не хочу продаться в Гарвард, я – с вами, я – учёный, но вы должны понять! Мне предлагают лекционные туры, меня зовут, я востребован! Это – тренд! Понимаете слово “тренд”? Вчера тренда не было, завтра опять не будет. Через десять лет нас всех снесёт история. “Деревянные фигуры?” – спросят нас. Скучно, старо, было. Так нам скажут. Пока тема есть – её надо седлать! И я – тот человек, который готов её оседлать. Кроме меня – некому. Я вас поведу.