Андрей Рубанов - Человек из красного дерева

– Отче, – сказал я, – ты что? Ты уговариваешь меня отдать ребёнка богине смерти?

Никола всплеснул руками.

– Нет, нет! Это не так работает! Во-первых, по обычаю, ты должен отдать ребёнка добровольно. Во-вторых, ребёнок должен сам захотеть. В-третьих, Мара не может нанести истуканам никакого вреда, – все мы находимся под защитой Невмы. Не забудь, что девочка крещена. В-четвёртых, я вообще не должен тебе этого говорить, потому что всё это суть языческие легенды, богопротивные суеверия. Может, в них есть малое зерно истины, а может, они придуманы чудаками и фантазёрами. От язычества почти ничего не осталось. Всё язычество, каким мы его знаем, сочинено энтузиастами в последние двести лет. И славяно-арийство, и родноверие, и Велесова книга, – всё это новоделы. Если есть что-то, следы следов, малые остатки архаических культов, – они упрятаны глубоко в подсознании общества. Нет ни волхвов, ни волхвиц. В христианстве каждый пастырь обретает право к служению через святительское рукоположение, через передачу частицы тепла от предшественника к последователю, от Христа – к его ученикам, а от тех – к ученикам учеников, и так далее до нынешнего дня. В язычестве ничего подобного нет. Только смутные предположения, легенды, да и те донельзя извратили и переврали позднейшие деятели вроде Миролюбова. Мы знаем, что существовали языческие божества, которые – в редчайших, единичных случаях – приняли форму христианских святых образов. Я сам такой. Я сам был языческим кумиром, а теперь существую в форме резного образа святого Николая Мирликийского. Причём архиепископ Николай реально существовал, и это – записано, а вот существовал ли тот языческий кумир, и какая его часть уцелела во мне, – неизвестно.

– А если ничего не известно, – сказал я, – если всё это – фантазии, так я тем более не отдам ребёнка. И больше не буду это обсуждать.

Никола кивнул, глядя на меня прозрачными глазами.

– Значит, так тому и быть.

– И ещё одно, – добавил я. – Брата своего я заберу. Отвезу домой. Ему нужен уход. Если честно, он долго не протянет. Мы уедем сегодня. Дома у него есть его книги, там ему может полегчать. Благослови меня на это, владыко.

Он благословил.

Я на руках отнёс Читаря к машине, усадил в кабину, и мы уехали.

В доме Читаря всё было затянуто паутиной, как в избухе Бабы-яги. Я долго наводил порядок, ругаясь про себя. Как тут жить? За любым гвоздём придётся ехать за двадцать вёрст. По углам – холмики трухи, работа жуков-древоточцев, их можно быстро вывести ядом, но за ядом тоже надо ехать. В отдалении от цивилизации жить неудобно, да и накладно. И, конечно, жизнь в дальнем углу не гарантирует безопасности: в наше время, если захотеть, можно отыскать кого угодно где угодно.

Вслух, конечно, ничего не сказал.

Двор зарос лопухами, из колодца пахло тиной: Читарь никогда его не чистил.

Войдя в дом, он первым делом осмотрел шкафы и вернул на полки книги, привезённые из Можайска. Поджав губы, придирчиво осмотрел ряды тиснёных корешков, и даже прошептал что-то: наверное, здоровался со своим богатством.

Я хотел осмотреть его рану, но он хмуро отказался и даже сделал движение, чтоб поднять палку и погрозить ею.

– Обо мне… не хлопочи… – велел он. – Лучше… послушай… Книги мои… рукописи… все – оцифрованы… Файлы – в моём компьютере… и ещё на внешнем диске… Ничего не должно пропасть… Я соберу несколько посылок… Отправишь по почте… самое ценное… Я дам адреса… наших братьев… в Перми и Новгороде… Они уже предупреждены…

– Сделаю, – сказал я. – Но ты пока не спеши помирать.

– Не спешу, – проскрипел Читарь. – Мне жить… нравится… Честно скажу… если б мне дали выбор… или стоять в храме… в виде статуи… или – ходить по земле беззаконным бродягой… я бы выбрал… второе. Я ведь образ апостола Андрея… а он на месте не сидел… Только он… слово Божие – разносил, а я, наоборот, собирал… И запомни, братка…

Он приблизился, сильно ударяя палкой об пол, и крепко схватил меня за плечо.

– Запомни… Всё, что я собрал… я собрал… не только для истуканов… А для всех… И для живых смертных… тоже… Всё, что сделал… я сделал не для малого деревянного народа… а для всех народов… Нет ни малых, ни больших… ни смертных, ни бессмертных… Я людей боялся… Не доверял… А потом понял, что боюсь… своего собственного страха… как змея… сам себя за хвост кусаю… Но когда понял… уже поздно было… уже я был весь отравлен… Оттого и раскололся… на две части…