Андрей Рубанов - Человек из красного дерева

Пряничный городок оживал, люди окончили дневные труды и споро шагали по всем направлениям, к домашним очагам, к ужинам, к семьям, и я с удовольствием влился в деловитую, мокрую толпишку местных, поднял воротник, перепрыгивал через лужи, вдыхал земляные запахи. Домой захотел, в Павлово, в Чёрные Столбы.

Я ведь слегка запутал Геру: рассказав про народ галиндов, умолчал, что они поклонялись не деревянным столбам, а камням, и были у них кумирни с ледниковыми валунами, в которых люди сверлили отверстия, неизвестно зачем, и как они отправляли свой культ – бесполезно гадать. Время пожрало и галиндов, и другие народы, гораздо более могучие. Ясно одно: Хронос есть отдельная сила, победить его невозможно, вода времени сносит всё и всех.

К полуночи дождь иссяк, небо очистилось.

На ходу я то и дело запрокидывал голову и любовался звёздным куполом, рискуя споткнуться и упасть, – но ноги несли сами.

Мне всегда казалось, что наблюдать за звёздами лучше в движении, ведь и сами они движутся тоже. Ничего неподвижного не существует. Даже камни имеют свою цель и к ней пол- зут. А то, что скульптурные изваяния движутся, – так это известно многим; Пушкин описал целых два случая, у него движутся Медный всадник и Каменный гость.

Толкнул створку ворот. Никола пообещал, что отомкнёт замок. Петли заскрипели так, что, казалось, проснётся половина города, но никто меня не окликнул, только брехал далеко в стороне недовольный чем-то пёс.

Никола действительно управлял в Можайске всем и контролировал всё. Может, и петли ворот не смазывали по его указанию? С умыслом? Например, для того, чтобы он услышал, если ночью кто-то попытается проникнуть за ограду? У меня было ощущение, что любая мелочь в этом городе продумана, любой предмет поставлен на своё место один раз и навсегда, и скреплён с другими такими же.

На дорожке, ведущей от ворот к собору, показался некто неизвестный, стремительно на меня надвигавшийся, – привидение? Ангел господень? С шелестом и скрипом он летел ко мне, намереваясь, очевидно, атаковать. Я едва успел перекреститься. Бежать было поздно. Наконец, различил: девочка Евдокия, на самокате, розовая куртка, сияющая улыбка, лёгкие волосы гуляют под ветром.

На огромной скорости она подрулила ко мне и лихо затормозила, счастливая.

– Привет! – крикнула. – Я по тебе скучала.

Я выдохнул.

– Здравствуй, милая.

– Чего в гости не приходишь? Мне одной надоело!

– Обязательно приду, – пообещал я.

– А ты есть в соцсетях?

– Нет.

– Жалко, – сказала Евдокия. – Ладно, я дальше погнала!

И улетела столь же стремительно.

Кое-как переведя дух, я пошагал дальше. Николу отыскал в крошечном скверике напротив паперти, он сидел на лавке, далеко вытянув ноги. На мой поклон и приветствие ответил коротким кивком и показал пальцем на место рядом с собой.

– Итак, – сказал он, – дитя в полном порядке. Живёт пока в гостинице, смотрит кино и сидит в интернете. По ночам – вот, гуляем. Я ей многое объяснил. Девочка очень умная, всё на лету схватывает. Были и проблемы. Она, допустим, не сразу поняла, что никогда не вырастет. Точнее, поняла – но ей это не понравилось. Но уже вроде смирилась. Психика устойчивая на удивление. Ну и – вопрос с родителями тоже мы не поднимали. Она спрашивала – но я отвечал, что скажу позже. Одежду купили, телефон, и даже самокат, как видишь. Всё время просится в город, погулять, но я запрещаю. Вот такие дела, братец.

– Ты скажи главное, владыко, – попросил я. – Кто она такая?

– Обыкновенное дитя, – ответил Никола. – По развитию – примерно одиннадцать лет. Зрение, слух, речь – всё в норме. Еды и питья не просит, не спит. Боли не чувствует, в отдыхе не нуждается. Деревянный человек, только маленький.

– Но как она вообще могла встать? – спросил я. – Такого раньше никогда не бывало!

– Раньше и в космос не летали, – спокойно ответил Никола. – А теперь раз – и там.

И показал пальцем в звёздный купол.

– Но она не стояла в храме! – сказал я. – Люди не приходили к ней, не молились, не ставили свечи. Это была рабочая модель!

– Ну и что? – сказал Никола. – Главное, что ты её любил. Когда ты режешь скульптуру, ты её любишь. Когда музыкант сочиняет мелодию, он любит её всем сердцем. Твоя мастерская была храмом. Скульптура впитала твою любовь. Очевидно, ты, братец, очень хороший резчик. Великий дар в тебе. Ей хватило твоей любви, чтобы встать. Вот такое объяснение. Из него следует простой вывод – сделай его сам.