Наталья Александрова - Черное Рождество

Олимпиада Самсоновна тяжело вздохнула и начала сначала:

– Племянник у меня по интендантской части. Когда он у Анфиски своей ночует, так пускай она об нем и беспокоится, но когда он дома сидит, так оченно привередлив, ежели что не так – гневается. А у меня через ихнюю стукотню бланманже ни в какую не поднимается. И вообще, сна ни в одном глазу, а когда не спамши, так сами понимаете – в организме через то ослабление и болезни… Пристав Семикуров застонал:

– Ох, Зюкина, у меня сейчас от твоей болтовни в организме не то что ослабление, а натуральная падучая случится! Что ты мне с утра про свое бланманже надоедаешь?

– Я не какая-нибудь там! – истерически взвизгнула Олимпиада Самсоновна. – Я вдова железнодорожного кондуктора! У меня племянник Василий – по интендантской части! А через ихний грохот не только бланманже, а и булочки заварные опустились! А племяннику моему только свежее подавай! Он мне говорит – я, мол, по интендантской части служу и хочу, тетенька, чтобы дома все было по первому разряду, как в самых хороших домах, а у вас вместо бланманже какой-то кисель овсяный! Это он про мое бланманже! А чем же я-то виновата, когда у них цельными сутками стукотня и грохот!

Пристав ударил кулаком по столу:

– Госпожа Зюкина! Чего тебе от меня надо? У меня куча дел! У меня драка греков с татарами на рыбном рынке! У меня убийство коммерсанта Селиванова на шее висит нераскрытое! У меня печник Хряка угрожает зарубить топором мещанина Тудысюдыева на почве ревности, а гут ты со своим бланманже! Ну чего, чего ты от меня хочешь?

– Так я же вам битый час повторяю: почитай каженный день у них беспрестанно грохочет и грохочет, Так что ни сна, ни отдыха. Опять же булочки заварные, бланманже и воздушный пирог а-ля буше… – Замолчи, Зюкина! Я тебя сейчас арестую за неуважение к властям!

– Это вы меня арестовать собираетесь? Когда у меня племянник Васенька очень важный начальник по интендантской части? Да он до самого главного генерала дойдет! За что вы, интересно знать, меня арестовывать собираетесь?

– За бланманже! Сил моих больше нет про твое бланманже слушать! Ну, скажи на милость, Зюкина, – в голосе Семикурова уже зазвучали сдерживаемые рыдания, – чего ты от меня хочешь?

– Чтобы вы ихний грохот прекратили, – наконец сформулировала железнодорожная вдовица свои требования к власти.

– Да кто ж такие они-то? Можешь ты сказать?

– Соседи у меня, очень из себя подозрительные, в подвале и днем и ночью чем-то грохочут, а у меня от ихнего грохота полная бессонница и мысли начинаются. А главное дело, что бланманже… – Только не начинай про бланманже! – заорал Семикуров. – Идем к твоим соседям!

Он встал, дрожа мелкой нервной дрожью, прицепил к поясу шашку и, оставив за себя унтер-офицера Михеева, отправился следом за железнодорожной вдовой.

Гриша Якобсон приподнял занавеску и выглянул на улицу. Через дорогу к их дому важно шествовал дородный пристав, придерживая болтающуюся на боку шашку.

Сбоку за ним семенила какая-то невразумительная мелкобуржуазная тетка, пытавшаяся, по-видимому, объяснить что-то полицейскому, но тот только досадливо отмахивался от нее, как от назойливо жужжащей крупной осенней мухи.

– Яков Моисеевич, товарищ Гольд-блат, – похолодев от нехорошего предчувствия, позвал Гриша своего старшего коллегу по подпольной типографии, – Яков Моисеевич, погляди, никак до нас полиция.

Гольдблат подошел к окну, поправил круглые очки в железной оправе, неоднократно чиненные при помощи обыкновенной проволоки, откашлялся и сказал:

– Ну, что ж, товарищ Якобсон, подпольщик всегда должен быть готов к опасности. Одно, Гриша, хорошо: успели напечатать весь тираж воззвания. Одно плохо: станок у нас хоть и небольшой, но тяжелый, вдвоем нам с тобой его не унести. Значит, быстро собираем все листовки и уходим через подвальное окошко.

Пристав Семикуров уже подходил к дверям.

– Ну, Зюкина, – недовольно сказал он настырной вдове, – не слышу никакого грохота. Что ты меня попусту от работы оторвала?

– Василий, племянник мой, который по интендантской части, с большими начальниками запросто… – Зюкина, только без бланманже! Ладно, посмотрю, чем они там грохотали. – И пристав уверенной рукой постучал в дверь.

На стук никто не ответил, хотя внутри дома слышалось какое-то движение, пару раз приподнялась занавеска. Пристав постучал гораздо решительнее. Ему самому сделалось любопытно, что за люди живут в этом доме и почему они не открывают дверь полицейскому.