Во сне я был с ней знаком, однако не знал ее имени. Я закрыл глаза и попытался вызвать в воспоминаниях молодое, красивое лицо. Непроизвольно я подумал о малышке, которая прошлым вечером танцевала под песню Вийона. Это она произвела на меня такое впечатление, что я взял ее в мир моих сновидений?
Шорохи возле моей двери в келью оторвали меня от воспоминаний. Я вскочил с кровати и подошел к окну рядом с дверью. Я чуть было не выскочил наружу и не обнял мужчину, который там ставил на маленькую скамейку круглый поднос.
Одон!
Он жив!
Я оставил дверь закрытой. С разочарованием я осознал, что мой измученный разум играет со мной шутки: это был Гонтье, и у меня не было повода заводить с ним разговор. К чему слушать обвинения, если он вообще заговорит со мной. Слишком отчетливо у меня в памяти прозвучало его утверждение, что я — убийца Одона.
Когда я сидел за утренней трапезой, то догадывался, что Гонтье или даже все остальные причетники продолжали считать меня убийцей Одона Хлеб был черствым и старым. К сожалению, лишь после нескольких ложек я почувствовал отвратительный привкус мучного супа: это было утреннее пожертвование воды от причетника, а, возможно, даже от самого повара.
Я с большим трудом приступил к работе над второй главой Пьера Гренгуара «О теориях, которые выражали ученые в новейшее время о состоянии и определении комет». Я едва понимал, что записал Гренгуар. Много раз я делал описки и был вынужден стирать ошибки железным скребком. Виной тому были не только запутанные теории, в которых кометы назывались «хвостатыми звездами», «посланниками небес со шлейфом» и «кровавыми бичами Божьими», — мои мысли витали вокруг других вещей.
Все снова передо мной возникал Одон и неподвижно смотрел на меня с белых страниц, причетник появлялся из моего пера, пролитая кровь — из чернил. Но я не был убийцей!
Когда Одон умер, я преследовал Жиля Годена и бородатого нищего Колена. Мысль об этом не была способна смягчить мое воспаленное сознание, оно задавало новые вопросы. Куда шли оба? Почему Колен следил за нотариусом? Кем была та женщина, чьи крики я услышал? Что скрывалось за фальшивой бородой? Вероятно, Колен использовал ее. Почему он скрывал свое лицо? И куда, ради всех святых, запропастилась борода?
Мои размышления были нарушены стуком в дверь. Отец Клод Фролло вошел и поинтересовался моим самочувствием.
— Жестокая смерть Одона поразила нас всех, но, похоже, особенно вас, так как вы были несправедливо заподозрены в убийстве, месье Сове.
— Некоторые, кажется, не считали это несправедливым, — возразил я и рассказал ему о мучном супе.
— Этого больше не повторится. Я серьезно поговорю с Гонтье.
— Коли мы уже заговорили о причетнике, монсеньор, почему вы передали ему обязанности Одона?
— Боюсь, вы здесь наверху действительно одиноки. Гонтье — молодой смышленый парень, немного умнее, чем был Одон. Я думал, общение с Гонтье будет для вас разнообразием. Если Гонтье не нравится вам, я заменю его другим причетником.
— Нет, этого не нужно, — сказал я. — После вчерашнего случая ни один из них не расположен ко мне.
После короткого осмотра моих достижений в работе Клод Фролло покинул меня и отправился в свою удаленную келью. С ним исчезло и необъяснимое давление, которое воцарилось в моей груди с его появлением. Фролло не удавалось рассмотреть насквозь, — также, как нищего Колена, как монаха-призрака, как лейтенанта Фальконе. Я никогда не знал, имел ли архидьякон в виду то, о чем говорил.
Окна привлекали больше моего внимания, чем книги. Чем длиннее становились тени колонн и скульптур на башне, тем чаще я смотрел вниз и ждал. Я ждал Клода Фролло. Того момента, когда он покинет свою келью. Похоже, его разговор с Жилем Годеном вовлек интересы архидьякона в странные события, свидетелем которых я стал с момента моего приезда в Париж. Я жил с ним как бы под одной крышей. Если я следил за ним взглядом, то мне едва удавалось выйти на след его тайны.
Когда он действительно покинул свою келью, я резко вздрогнул от испуга. Вечерние сумерки давно наступили, и я зажег лампу на своем столе. Но снаружи все-таки было довольно светло, что я заметил тень перед одним из окон. Худой фигурой мог оказаться только Клод Фролло. Какое-то время он стоял там, застыв как вкопанный, и подсматривал за мной. Я притворился, что погружен в каракули Гренгуара и не замечаю наблюдателя.
Едва тень исчезла от окна, как я потушил свет, поспешил наружу и остановился у входа на лестницу. Вчера мне мало посчастливилось в преследованиях Колена и нотариуса. Возможно, сегодня мне повезет больше с архидьяконом. На узкой винтовой лестнице выяснилось, насколько я ошибался. Я затаил дыхание, когда услышал шаги, которые не удалялись, а приближались. Клод Фролло вернулся, потому что заметил меня? Мне следует убежать или лучше оправдаться перед ним? Но каким образом?
Читать дальше