Александр Арсаньев - Буря в Па-де-Кале

– Не гневайтесь, милая Божена Феликсовна, уж больно важное дело! – развел я руками.

– Да не оправдывайся! Не стоит! – отмахнулась Зизевская. Я заметил, что лицо ее немного осунулось. Синие глаза стали казаться темнее, из-за теней, что пролегли под ними. Кажется, исполнение моих поручений давалось ей нелегко. – Я разговаривала с одной фрейлиной… В общем, дело улажено! Марья Антоновна ждет тебя этой ночью в Екатерининском дворце, в своем будуаре. В карауле тебя встретит ее человек. Он тебя к ней и проводит!

Я не знал, как мне благодарить мою прелестную родственницу.

В Царское Село я приехал ночью, когда сумерки сгустились над дворцовыми крышами. Колонны Екатерининского дворца казались мне сказочными исполинами. Я велел кучеру остановить карету у караула. Кузина Божена не обманула меня. Навстречу мне вышел офицер с начищенной амуницией, сверкающей в лунном свете.

– Кто вы? – сурово осведомился он. Я обратил внимание на маленький шрам над губой. Невольно подумалось, что он остался у него со времен военной кампании.

– Яков Кольцов, – проговорил я, сгорая от нетерпения. Мне надо было переговорить с Марьей Антоновной, прежде чем решиться на… более отчаянный шаг.

– Вас ждут, – коротко бросил офицер, и я отправился за ним следом по мраморной лестнице, которая вела в покои дворца.

Оказалось, что Марья Антоновна ждет меня в одном из выставочных залов, который ночью казался просто огромным. Почти все свечи были потушены, отчего в зале царствовал розовый полумрак.

Нарышкина по-прежнему была в трауре. Черное бархатное платье скрывало ее фигуру. Но сегодня на лице царской фаворитки отчетливее проступали морщины. Мне показалось, что она постарела на десять лет.

– Вы нашли убийц моей дочери? – сразу же осведомилась Нарышкина, не тратя время на такой пустяк как приветствие.

– Убийца вашей дочери мертв, – отозвался я.

– У вас есть доказательства? – Марья Антоновна присела на стул. Она, кажется, неважно чувствовала себя. Ей будто бы не хватало воздуха, поэтому мать Ольги то и дело машинально хваталась за ворот платья, который не могла расстегнуть. Я опасался, что в скором времени Марье Антоновне обязательно понадобится знающий врач.

– Вы когда-нибудь слышали о капитане Алексее Валежникове? – осведомился я в свою очередь.

– Да… А при чем здесь? – фрейлина уставилась на меня немигающими глазами. – Неужели вы думаете, что… Нет, я не верю! Чтобы Ольга…

– А что вы о нем слышали? – продолжал я гнуть свою линию.

– Господин Аракчеев сетовал на то, что убили его верного человека, – тихо отозвалась Нарышкина. – А убийца так до сих пор и не найден… Неужели это вы? Да что же происходит на самом деле?! Я слышала, что этот капитан был осужден прежде. Разжалован, не знаю за какие там прегрешения, и сослан в Сибирь, однако Государь стараниями Алексея Андреевича его помиловал. И вы хотите сказать, что моя дочь могла иметь с ним что-то общее?!

– Давайте рассуждать вместе, – пожал я плечами. – Вы говорили что-нибудь о письме господину Аракчееву? Если да, то я прошу вас это признать…

– О каком письме? При чем здесь письмо? – искренне недоумевала Марья Антоновна. – Ведь речь идет о гибели моей дочери!

– О том самом письме, которое наш Император вручил мне в ту самую роковую ночь, когда вы просили меня разыскать вашу дочь, – терпеливо ответил я. – Вы тогда еще слышали часть нашего разговора…

– А… – понимающе протянула Нарышкина, – вы все о том же! Вы все с ума посходили с вашей политикой! – голос женщины дрогнул. Фрейлина могла с минуты на минуту расплакаться.

– Это имеет самое непосредственное отношение к убийству, – настаивал я на своем. Мне не нравилось, что она мне не верит. Я боялся, что фрейлина вообще откажется со мной говорить.

– Да, да, припоминаю, – горько усмехнулась Марья Антоновна. – Вы еще говорили, что моя Ольга собиралась передать послание Его Величества Александра Павловича в руки австрийскому канцлеру!

– К сожалению, это действительно так, – устало проговорил я в ответ. – Но вы не хотите слушать меня! Мне остается только взывать к вашему здравому смыслу!

– Даже, если и так, в чем я глубоко сомневаюсь, – отозвалась Нарышкина, – то я все равно не понимаю, при чем здесь Аракчеев?!

Я чувствовал, что терпение фаворитки заканчивается. Она невольно бросила взгляд на стрелки часов. Одна из этих стрелок изображала золотого Сатурна с косой.

– Вы говорили ему о письме? – снова осведомился я. – Ольга похитила его у меня, и оно попало в руки к Алексею Валежникову, человеку Аракчеева. Первоначально, судя по всему, предполагалось передать письмо австрийскому канцлеру, чтобы обвинить в этом Нессельроде, известного приверженца Австрии, тем самым очернить его в глазах Государя и уничтожить его. Но планы, видимо, изменились, и Валежникову велено было доставить письмо в Россию, чтобы оно каким-либо образом всплыло в Санкт-Петербурге, где-нибудь в Министерстве иностранных дел, возглавляемом Нессельроде. Судя по всему, Аракчеев посчитал, что этого будет достаточно, для того чтобы уничтожить врага, – развел я руками. – Видимо, он решил, что международный скандал будет слишком громким… Алексей Андреевич пожалел своего благодетеля, – я кивнул на портрет Александра I в позолоченной раме.