Александр Арсаньев - Инфернальная мистификация

– Да, да, точно, – закивал Кинрю. Мой японец прекрасно ориентировался в пространстве.

– Мне кажется, что надо поторопиться, – заметил Лунев, пробираясь среди деревьев. Мы с японцем поспешили за ним. Сердце подсказывало мне, что развязка близка, и какой она будет, зависит только от нас троих. Невольно я подумал, что Мари не могла не слышать, как сбежала ее сестра.

– Помогите! – вдруг вскрикнула женщина. – Нет! – Теперь я явственно различил в мертвенной тишине голос графини Елены Александровны.

– Да что же там происходит? – Лунев ускорил свой шаг. Мой Золотой дракон побежал впереди него.

Снова послышался женский крик, всплеск и шум борьбы. Потом на какое-то мгновение все смолкло. У меня сердце замерло от ужаса. Неужели мы опоздали?

Наконец, мы подошли к водной глади графского пруда. В его темном омуте слабо отражалась луна. Сначала я не заметил ничего подозрительного, но женщина снова закричала:

– На помощь! – у самой воды мелькнуло белое платье.

– Елена Александровна, что с вами? – Лунев бросился к ней. А я только сейчас сумел рассмотреть, что по нижнему краю все ее платье вымокло.

– Они! – голос ее дрожал. – Там! – из последних сил выдохнула Элен и упала без чувств прямо на руки к доктору.

– Кто они? – переспросил я. Кинрю в этот момент показал мне на два силуэта, которые, сцепившись между собой, катались по мокрой траве.

Один из этих людей, сцепившихся в мертвой хватке, был в белом бурнусе, в другом я узнал Раневского.

– Довольно! – воскликнул мой Золотой дракон.

Я было устремился на помощь Андрею, но ангел-хранитель удержал меня.

– Позвольте мне самому разобраться с этим… господином, – процедил сквозь зубы японец. Ему и впрямь удалось скрутить злодея в какую-то сотую долю секунды. Не успел я опомниться, как Раневский уже лежал на земле, пытаясь отдашаться, а Кинрю мертвой хваткой держал Левицкого, который и пошевелиться не мог.

– Ты мне еще за это ответишь, наглая обезьяна, – пригрозил он Кинрю.

Японец только загадочно улыбнулся, но ничего не сказал. Ему-то было хорошо известно, что Артиста ждет по меньшей мере Сибирь и каторга. Я помог Золотому дракону связать Левицкому руки.

– Ваша игра закончена, – сказал я ему.

Лунев снова Элен нес на руках до усадьбы. Он отдал свое ружье Раневскому, который держал под прицелом мнимого эскулапа и весь дрожал от ярости и негодования.

В усадьбе уже никто не спал, свет горел почти во всех комнатах. Это Мира переполошила весь дом, когда заметила, что нас нет. Одна из горничных шепнула ей, что видела, как Элен ушла в сторону пруда.

«Топиться, видно, надумала!» – ужаснулась она.

Тогда Мира поспешила ко мне, но обнаружила мою комнату запертой, так же, как и спальню Лунева. Тогда моя мнимая цыганка бросилась будить Наталью Михайловну. Той не осталось ничего другого, как проверить комнату своих дочерей. Но в будуаре она застала только Мари, которая спала или притворялась спящей.

Спустя около двадцати минут в усадьбе собственной персоной объявился Медведев с тремя полицейскими. Он подъехал к имению с другой стороны. Лаврентий Филиппович к удивлению графини Миру сразу узнал, и она вкратце поведала ему обо всем, что случилось. Тогда он отдал распоряжение обыскать графский парк, но мы к этому времени как раз и сами вернулись.

Наталья Михайловна и Марья Александровна остолбенели, увидев Раневского. А когда Машенька увидела связанного певца и бесчувственную Элен, которую Лунев положил на софу, она и вовсе едва не лишилась сознания. Пришлось Алешке дать ей немного нюхательной соли, наравне с Еленой, чтобы сестры обе пришли в себя.

– Ну, ну, – заулыбался Медведев. – Вот все, похоже, и разрешилось, – развел он ручищами.

– Что разрешилось?! – визгливо воскликнула Наталья Михайловна. – Что здесь творится? – Она во все глаза с безмерной жалостью обреченно смотрела на Машеньку. Мне показалось, что если Наталья Михайловна и не знала обо всем с самого начала, то теперь все окончательно поняла.

– Вот, позвольте представить, – я ткнул пальцем в мнимого доктора. – Кирилл Левицкой, бывший артист петербургского Каменного театра, а ныне доктор Дмитрий Степанович Обухов, он же – любовник Мари Олениной.

Несмотря на то, что все ожидали чего-то подобного, мои слова прозвучали, как гром среди ясного неба.

Мира опустилась на канапе, Лунев сжал кулаки, Раневский одарил Левицкого испепеляющим взглядом, Наталья Михайловна схватилась за сердце, а Лаврентий Вилиппович перестал улыбаться.