Я отодвинул занавеску, вошел в комнату и заметил человека, роющегося в книжном шкафу. Он уже обыскал комод и вывернул все ящики письменного стола. Хрустальная чернильница с медной крышкой была перевернута, ореховое дерево залито чернилами. Повсюду белели перья для письма. В углу валялся перевернутый пюпитр. Возле него на паркетном полу лежал пресс в виде книги из белого мрамора. Песок из хрустальной песочницы был варварски рассыпан по полу.
– Господин Раневский? – окликнул я его удивленно. – Что вы здесь делаете? Что намереваетесь здесь найти? Ведь, кажется, постоялец-то этой квартиры уже съехал.
– Уж не векселя ли? – в тон мне предположил Кинрю.
– Да как вы смеете! – воскликнул Раневский дрогнувшим голосом.
Я заметил, что Раневский действительно был в белом бурнусе.
Я бросил пытливый взгляд на японца, но он отрицательно покачал головой мне в ответ. Итак, мне оставалось положиться только на его острое зрение.
– Это не ваше дело! – Подбородок Андрея Раневского задрожал, черты лица исказились, и он стал похож на какого то бездарного опереточного актера. – Вы наслушались этих сплетен! Да, я попал в сложную ситуацию, но, – он поднял вверх указательный палец, – я никогда не опустился бы до того, чтобы красть свои долговые расписки!
– Охотно верим, – ответил я, чтобы хоть как-нибудь его успокоить. Раневский выглядел отвратительно. На какой-то миг мне показалось, что он тоже сошел с ума и с минуту на минуту начнет рассуждать о вампирах и оборотнях или бросится на нас с Юкио Хацуми с бронзовым канделябром в руках.
– Кузнецов съехал с квартиры, – зло проговорил Раневский, – но он еще не перевез отсюда все свои вещи!
– И чего же вы все-таки ищете? – вкрадчиво поинтересовался я. – Вы не боитесь, что вам придется отвечать за этот погром перед квартирной хозяйкой?
– Я и сам не знаю, что ищу! – в отчаянии махнул рукой Андрей Раневский. – И ничего я не боюсь, – решительно добавил он, как мне показалось, несколько опрометчиво.
– Вы в своем уме? – холодно осведомился Кинрю, щелчком своих узловатых пальцев оправляя манжеты на рукавах.
– Вы думаете, что я тоже помешался, как бедняжка Элен, – горько усмехнулся Раневский. – Так вот, вы ошибаетесь! На моем роду нет никаких проклятий, – Андрей произнес это с такой грустью в голосе, словно жалел об этом.
– И все-таки, почему вы перевернули эту квартиру вверх дном? – продолжал я стоять на своем.
Раневский проигнорировал мой вопрос.
– Вы в самом деле верите, что Елену Александровну преследует какой-то вампир? – скептически поинтересовался он.
– Нет, – покачал я головой, – не верим. Но мистификатором может оказаться любой. Кто угодно! И вы в том числе! – Я ткнул ему пальцем в грудь.
– Ну уж нет! – воскликнул Раневский. – Чтобы я изводил любимую женщину!? Да за кого вы меня принимаете на самом-то деле?!
– За отвергнутого влюбленного, – ответил я. – А еще за человека, промотавшего свое состояние!
– Но чем же тогда Кузнецов лучше меня? – затравленно взглянул на меня Раневский. – У него у самого за душой нет ни гроша! Вы можете навести о нем справки у полкового начальства!
– Но граф Владимир Оленин… – прервал было его я, но Раневский не дал мне договорить.
– Граф Владимир Оленин – слишком внушаемая особа! Он верит каждому слову поручика Кузнецова, потому что тот внушил ему, что они преданные друзья! Я вообще не понимаю, как Кузнецова еще держат в полку!
– Но ему верит не только Владимир, – заметил я. – Ему доверяет и Наталья Михайловна!
– Графиня верит во все, во что хочет верить ее родная дочь, – невесело усмехнулся Раневский. – Она под каблуком у Мари, как иной муж находится под каблуком своей не в меру властной жены!
– Но если сама Маша верит ему?.. – все же продолжил говорить я. – К тому же что-то я не замечал в Марье Александровне особого своеволия и властности!
– Просто вы ее не достаточно хорошо знаете, – отмахнулся Раневский. – Хотя я сам не очень-то понимаю, как она может верить человеку, который сначала ухаживал за ее сводной сестрой, а потом перевел внимание на нее.
– Ну, женская душа – загадка! – ответил я, невольно вспомнив о графине Полянской.
Насколько мне было известно, графиня до сих пор жила в Петербурге затворницей и не выезжала в свет. И это с ее-то изумительной красотой и русалочьими глазами! Злые языки утверждали, что она до сих пор влюблена в мальтийского бальи, изгнанного своими же иоаннитами с родины.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу