Юрий Бурносов - Четыре всадника

Целые стаи кошек бежали по обеим сторонам дороги: серые, белые, черные, рыжие, пятнистые. Почти все они были зрелые и крепкие животные, полные сил и бодрости. Прижав уши, твари двигались совсем бесшумно, сотни лап топтали траву.

Ехавшая рядом Гаусберта улыбнулась и сказала:

— Поздно же вы их заметили, хире Бофранк. Они уж давно тут.

— Что ими движет? Что делают эти зверьки, столь любящие домашний уют, так далеко от городских стен?

— Это наши верные спутники и помощники, хире Бофранк. Может статься, кошки сгодятся нам в дороге; их ум и ловкость, помноженные на число, восхитительны.

— Но как же успеют они за конями?

— Они успеют, ибо знают кратчайший путь; это не простые кошки — как бывают люди простые и не слишком, так же и кошки — в отличие от многих иных тварей, — отвечала Гаусберта. — Так что не тревожьтесь, коли не увидите их рядом: ежели кошки хотят, чтобы их не видели, то их и не видят…

В самом деле, когда дорога вышла в чистое поле, кошки куда-то исчезли. Бофранк невольно погладил рукою подарок девушки — вырезанную из темного дерева, неизвестного ему, фигурку кошки, сидевшей, как обычно сидят эти животные — обернувши гибким хвостом своим все четыре лапы и навострив уши. Сила фигурки была такова, что Бофранк и не пробовал понять ее; печально было лишь то, что использовать фигурку в четвертый раз он не мог, следуя предостережениям все той же Гаусберты. Надо бы порасспросить ее об этом, заключил Бофранк, но остерегся делать это тут же, ибо Гаусберта как раз беседовала со своим супругом.

Рос Патс переносил поездку хуже других — из-за своей раны, полученной в монастыре. Пуля, выпущенная кем-то из челяди Баффельта, прошла сквозь мягкие ткани, не задев кости, но сделана она была дурно и коряво, посему разрывы получились грубые и болезненные. Шевелить рукою Патс почти что не мог, и Бофранк даже сомневался, стоило ли ему отправляться в погоню за Люциусом, но Гаусберта сказала, что рана не опасна, хотя и причиняет боль и неудобства.

Старички ехали, нарочито отдалившись друг от друга. В их присутствии Бофранк также не видел особенной пользы, да и наездники они были никудышные, однако магическая сила, которой оба, без сомнений, владели, а также их обширные знания могли пригодиться в любой миг.

Мальтус Фолькон пребывал со времени встречи своей с родителем в чрезвычайной задумчивости; субкомиссар не стал расспрашивать юношу и тревожить его, но понимал, что разговор отца и сына был серьезным. То, что юный Фолькон, судя по всему, открыл отцу все, что знал, уже не тревожило Бофранка — малопонятная история, начавшаяся в далеком поселке на севере, постепенно захватывала все большее и большее количество людей, и к ним прибавлялись те, кто, оказывается, и раньше, и больше Бофранка знал о происходящем. Давно уже субкомиссар, обыкновенно относившийся к себе с уважением, почитал себя лишь исполнителем чужих указаний; исполнителем, который, однако, слишком важен — словно козырной туз, чтобы так вот запросто расстаться с ним, но притом он — не более чем карта из колоды, так что не стоит трудиться объяснять ему смысл происходящего. И она, она! — прекрасная Гаусберта, в нежных чувствах к которой Бофранк страшился признаться даже себе! — и она говорила то намеками, то загадками…

Одно лишь обстоятельство радовало субкомиссара — все перенесенные лишения закалили и укрепили его, прежде чрезвычайно немощного и склонного к различным хворям. Нет, физических сил у него не прибавилось, но как быстро излечился Бофранк после удара по голове! Раньше он, должно быть, лежал бы несколько недель в постели, общаясь с лекарем слабым голосом и принимая горькие порошки. А постоянные походы, лазания по подземным ходам, стрельба и драка?

Размышления Бофранка прервал Оггле Свонк, о котором мы совсем забыли упомянуть: сей пронырливый и вороватый молодой человек ехал вместе со всеми, исполняя, как и в первом путешествии Хаиме Бофранка, обязанности проводника и слуги.

Выглядел Оггле Свонк виноватым, из чего субкомиссар заключил, что бывый морской разбойник что-то сотворил и вот теперь вздумал каяться; так оно и вышло.

— Хире Бофранк, — спросил вкрадчиво Свонк, — простите ли вы меня?

— Что еще ты наделал?

— Один господин просил меня передать вам письмо, а я за делами запамятовал…

— Неудивительно, особенно если учесть, что у тебя забот всего-то спать да играть в карты и камешки… Что там за письмо и кто передал его?

— Тот хире назвался Урцелем Цанером и приходил, как раз когда вас хотели арестовывать… Я сунул письмо в карман, да забыл про него. Вы уж не ругайте меня, хире Бофранк!